Сергей Бакшеев - Парализатор

Хорошо хоть я слюни не успел распустить. Мужик называется!

Я смотрю в пол и неожиданно предлагаю:

— Давай, я постригу ногти на ногах?

— Это я умею сама. Но есть то, что можно делать только вдвоем. — Голос девушки необычен. Он идет от сердца и, срываясь с губ, не исчезает, а обволакивает.

Я поднимаю взгляд. Ох, ни хрена себе! Что она делает!

Марина запускает пальцы мне в волосы, гладит и увлекает к себе. Я не успеваю опомниться и задыхаюсь от сладкого поцелуя. Волна счастья с новой силой накрывает меня.

— Убери ножницы, — шепчет Марина.

Какой ужас! Я обнимал девушку с ножницами в руках! Я всё испортил!

Я вскакиваю и стряхиваю ножницы на тумбочку, как вцепившегося рака. Когда я оборачиваюсь, я вижу невозможное. Марина уже стянула блузку. Ее рука за спиной делает какое-то движение, и чашечки лифчика отходят от груди. Она спускает одну из бретелек и нежная грудь обнажается. Я столбенею.

— Выключи свет и иди ко мне, — говорит Марина, перехватывая мой взгляд.

Как хорошо, что сквозь маленькое оконце под потолком пробивается лишь свет ночного неба. Темнота скрывает дурацкое выражение моего лица и разрушает скованность. Мы вместе. Я и она. Три руки расправляются с остатками одежды. Губы горят от поцелуев. Я неумело изучаю женское тело, и все-таки постигаю то, о чем мечтал в сладких снах.

Мы лежим рядом и смотрим в потолок. Темнота не кажется уже непроглядной.

— У нас получилось, — выдыхаю я.

— А ты сомневался?

— Интернатский анекдот вспомнил. Парень-колясочник тянет девушку-колясочницу в кусты. «Помогите!», кричит она. «Да погоди ты звать на помощь, может, сами справимся».

Марина фыркает и заливается смехом. Я вижу ее счастливой впервые с тех пор, как мы оказались в плену.

Я никогда не мог утверждать, что в какой-то момент жизни был счастлив. Счастье познается в сравнении. Лишь оказавшись в инвалидной коляске, понимаешь, насколько счастливым был мой будничный поход в школу, которую я не очень-то и любил.

Однако сейчас, в заточении у бандитов, когда я обнимаю в постели Марину, я полностью уверен — вот оно счастье!

Следователь Николай Самаров прибыл на службу раньше коллег. И так уже которую неделю подряд. Он уверял себя, что спешит к неотложным делам первостепенной важности, но действительность была прозаичней. Сегодня он снова поругался с женой и сбежал из квартиры, даже не позавтракав.

Привычная обстановка родного кабинета, эргономическое кресло и чашка растворимого кофе не принесли успокоения. Когда в последний раз он обнимал жену? Не для успокоения ее расшатанных нервов, а как мужчина женщину? Когда они обсуждали что-либо помимо болезни сына? Ранним утром он попытался нежным объятием вернуть былую близость, но получил отпор. Слово за слово, и вот он здесь, а супруга опять осталась одна с сыном-инвалидом. Отпуска и больничные у нее давно закончились, и Ане пришлось оставить работу, чтобы помогать ребенку.

Николай Самаров раскрыл газету. Следователь купил ее из-за броского заголовка «Парализатор пугает и радует» на первой странице. В последнее время бульварная пресса уделяла повышенное внимание необычному преступнику. «О нем мечтают женщины, его боятся мужчины», уверял журналист. С его слов выходило, что женщины испытывают сладостное томление, падая под взглядом Парализатора.

«Перед ним невозможно устоять. Как будто тебя приковали за руки и ноги к спинкам кровати, — описывала свои ощущения одна из операционисток. — Ты совершенно беспомощна, но не боишься его, а ждешь. И такое желание накатывает. Поверьте, он неотразим!»

Пострадавшие мужчины не отличались разговорчивостью. Журналист уверял, что встреча с Парализатором не проходит для них бесследно. Он раскопал факты обращения двух Солнцевских полицейских к врачам с проблемами эрекции. Обоих уволили из МВД. Лейтенанта за беспробудное пьянство на почве личной трагедии, а сержанта за жестокое избиение проститутки, не сумевшей его обслужить.

Чего только не насочиняют, подумал Самаров и швырнул газету в мусорную корзину.

В полдень к нему заехал оперативник Степан Дроков, руководивший наблюдением за Артуром Соломиным. Самаров был уверен, что Павел Соломатин по кличке Парализатор рано или поздно захочет отомстить родному дяде, и снова выйдет на него. Тут-то Парализатора и схватят!

Юркий жилистый опер сел напротив следователя, искоса посмотрел на Самарова.

— Я отзываю своих с наружки, — заявил он.

— Почему?

— Третью неделю топчемся — и всё бес толку. Ребята взвыли от сверхурочных.

Самаров сцепил пальцы и откинулся на упругую спинку кресла. По-своему оперативник прав. За прошедшее время Парализатор не проявил себя рядом с родственником. Зато совершил четыре ограбления банков.

— Ну, хорошо, — признал правоту оперативника следователь. — Что-нибудь странное заметили в поведении Артура Соломина?

— Нервничает он. Дергается.

— Значит, рыльце в пушку.

— Это тебе решать. Только ребята мои тоже нервными стали.

— С чего бы им? Охотимся за подростком, никакой опасности.

— Никакой, говоришь. — Дроков прищурился на корзину для бумаг. — Я вижу, ты газетки почитываешь.

— Желтая пресса. Выдумывают чушь, чтобы привлечь читателя.

— Чушь? Не скажи. Лейтенант из Солнцево, пострадавший от Парализатора, мой родной брат. Он тот еще ходок был, на него бабы пачками вешались, а сейчас мужик в глубоком трансе. У него не стоит! Ты это понимаешь? И некоторые охранники из банков по врачам бегают.

— И что?

— Да все опера уже знают, что этот перец может обездвижить главную мужскую мышцу! Никто не хочет его брать живым! — сорвался оперативник.

Самаров затянул галстук и подался вперед к оперативнику.

— Дроков, ты отдаешь отчет в своих словах?

Оперативник смело качнулся навстречу следователю.

— Самаров, а ты мечтаешь остаться импотентом?

Двое мужчин в упор смотрели друг на друга. Первым плавно откинулся на спинку кресла следователь.

— И как это понимать?

— А как получится. Только никто не хочет испытывать судьбу и цеплять на Прарлизатора браслеты.

— Пуля, она вернее?

— Золотые слова. — Дроков встал. — Мне пора, Самаров. Помимо Прарлизатора уродов хватает, сам знаешь.

— Подожди, — заволновался следователь. — Это решение только твоих ребят?

— Какое решение?

— Не дури, Дроков. Ты сам проговорился.

— Не знаю, о чем вы подумали, Николай Сергеевич, но при задержании преступников всякое бывает. А мои мужики, как все московские опера, хотят остаться мужиками. И я их в этом винить не стану.

Оставшись один, Самаров раскрыл дело. Он выложил рядом две фотографии Павла Соломатина. На первой, полученной из интерната, унылый подросток сидел в инвалидной коляске. На второй — бодро уходил от видеокамеры над подъездом. Один и тот же человек, но с совершенно разными возможностями. Как он этого добился? Как?!