Сергей Аксу - Квазимодо

Ибрагиму Хамзатову было двадцать семь лет. А это уже немало для настоящего мужчины на Кавказе. Он возвращался в родное село. Ездил на свадьбу к родственникам в Хасавюрт. Дела у него шли в гору. У него была пара скромных заводиков по переработке нефти. Если эти закопанные в землю цистерны можно называть заводиками. Несколько раз их у него собирались взорвать, но как говорится, Аллах миловал, всегда находились заинтересованные люди. И его оставляли не только в покое, но и даже в некоторой степени охраняли. Проблем стало намного меньше, чем в ту войну. Фуру закачал бензином, и вперед, к родственникам в Дагестан, а там он уйдет куда надо. По своим каналам. Даже и беспокоиться не надо. С блокпостами абсолютно никаких трений. «Бобы» там крутые зашибают. Сколько машин за день менты пропускают? Подъезжаешь, договариваешься с ними на энную сумму, даешь в лапу несколько сотен и можешь спокойно валить дальше, да еще и рекомендацию дают, к кому на следующем «блоке» обратиться. Проблемы только возникают, если на «десантуру» нарвешься. С ними этот номер не пройдет. Нефтепродукты – это не пряники или конфеты, нужны специальные документы на перевозку по Чечне.

Ибрагим обычно ездил на старенькой «копейке», чтобы не привлекать пристального внимания к своей особе. Хотя в гараже у него ютилась сверкающая серебристым металликом «Ауди». Свадьба прошла пышно и весело, женился его двоюродный брат Исмаил, который был одним из главных звеньев в его бизнесе. Дорогой дядя Аслан был доволен выбором среднего сына, семья породнилась с очень влиятельными уважаемыми людьми.

Загруженный под завязку дядиными подарками «жигуль» на разбитой вдрызг дороге натужно стонал и покряхтывал. И надо же было поломке случиться в трех километрах от родного аула.

Ибрагим, проклиная все на свете, вылез из-за руля заглохшего автомобиля на пустынную вечернюю дорогу. Придется идти пешком. Не сидеть же здесь всю ночь. Закрыв машину, перекинув через плечо спортивную сумку, он поплелся по пыльной дороге в гору.

Через час уже в полной темноте, преодолев вершину, он увидел раскинувшуюся внизу, подмигивающую огоньками родную вотчину. Под гору идти стало легче и веселее. Считай, уже дома.

– Черт побери! – выругался он, заметив, что развязался шнурок. Опустив на дорогу тяжелую сумку, присел и склонился над ботинком.

На блокпосту у въезда в село «фишку» тянули четверо «вованов»: рядовые Привалов, Самурский, Никонов и сержант Кныш. Двое мирно спали, зарывшись лицами в воротники бушлатов, прижавшись друг к другу, а другая двойка изредка поглядывала по сторонам и вслушивалась в тишину. Со стороны села послышались чьи-то шаги, кто-то направлялся к ним, тихо насвистывая мелодию.

– Стой! Кто идет?

– Свои! Колосков!

Из темноты вынырнул легко узнаваемый силуэт старшего лейтенанта Колоскова.

– Ты чего, Квазик, народ пугаешь? Могли бы вмазать! – сказал Кныш. – Бродишь по ночам, как кентервильское приведение. Кандалов звенящих тебе только еще не хватает. Хорошо, что хоть свистнул, а то бы шарахнули б с двух стволов! И была бы твоя песенка спета!

– Не спится, парни. Бессонница, зараза, замучила. Бедро еще к тому же разболелось не на шутку, разнылось к непогоде, наверное. Вышел прогульнуться, чтобы ребятам не мешать, – сказал «собровец», потирая больное бедро.

С двенадцати лет он занимался в спортивном клубе. Уже в семнадцать заработал «черный пояс», который в «доджо» торжественно ему вручал, приехавший к ним на соревнования, президент федерации Кекусинкай России Александр Иванович Танюшкин. Может, Колосков и дальше бы успешно выступал на татами, да вышла незадача – в одном из «джиу-кумитэ» (свободном спарринге) на тренировке перед ответственным турниром получил серьезнейшую травму, перелом шейки бедра. На этом в один миг и закончилась его звездная чемпионская карьера. После окончания средней школы каким-то чудом прошел медкомиссию и легко поступил в военное училище. Окончил его с отличием, а через полгода оказался в Грозном, в жестокой январской заварушке, устроенной «Пашей Мерседесом»…

– Самурай, плотнее к окуляру прижимайся, чтобы свет от прицела на лицо не падал, – посоветовал Ромке сержант, оборачиваясь. – Был у меня случай, я духа в Грозном подловил на этом. Три ночи за ним, подлюкой, охотился. В развалинах вонючих с крысами время коротал, но все-таки дождался матерого снаперюгу. Влупил ему прямо в мерзкую рожу. Четверых ребят только у нас в роте завалил, сволочь. Наемником оказался, из афганских моджахедов, когда-то у Масуда воевал.

– И чего они здесь позабыли? – спросил Ромка, вновь уткнувшись в прицел, глядя в темноту.

– Ром, проплачено да немалыми баксами, какие тебе и не снились. Это тебе не «чехи» бестолковые, среди наемников очень закаленные бойцы попадаются, не один конфликт прошли, опыт у них охеренный, – ответил Квазимодо, продолжая усердно массировать больную ногу.

– Квазик! Квазик! Смотри, никак кто-то на дороге копошится! – окликнул «собровца» взволнованный солдат.

– Наверняка фугас закладывает, – высказал предположение Володька Кныш. – Помнишь, на прошлой неделе в том месте «уазик» с «омоновцами» подорвался.

– Ну-ка, дай-ка, взглянуть! – Квазимодо живо потянулся к Ромкиной винтовке с ночным прицелом.

Прижал бровь к окуляру.

– И вправду какая-то сука маячит. Присел. Как пить дать, взрывчатку закапывает. Ах, душара потный! Вечерний моцион, видите ли, у него. Получай, гаденыш! – не раздумывая, он нажал на спусковой крючок…