Сергей Соболев - Танго втроем

В звукоизолированном помещении, оборудованном в подвале псевдоготического особняка по улице Вагнера, в его потаенной части, дело катилось к фатальной развязке.

Требовалось уточнить некоторые детали и подробности, упущенные из виду «дознавателями» в ходе предыдущих допросов. Проблема заключалась лишь в одном: человек, служивший против собственной воли источником информации, на эту пору был скорее мертв, нежели жив.

Помещение медблока, сравнительно небольшое по площади, залито холодным светом люминесцентных ламп. Вдоль облицованных светлым пластиком стен компактно расставлено современное оборудование, наделенное универсальными свойствами: оно может применяться как для собственно медицинских целей, так и для других, менее гуманных и не столь благородных занятий.

На узкой кушетке поверх прорезиненной простыни, испятнанной бурыми разводами и вдобавок прожженной в нескольких местах, лежал обнаженный мужчина. Поверх грудной клетки и на уровне голеней узник зафиксирован прочными ремнями, хотя вряд ли уже способен оказать активное сопротивление. Лицо, напоминающее заветрившийся кусок мяса, запрокинуто к потолку, из разбитых губ, спаянных по углам коростой из спекшейся крови, время от времени вырывается наружу тяжелое надсадное дыхание.

Последние часы его недолгой тридцатидвухлетней жизни переполнены нечеловеческой мукой. Он уже не единожды пересекал невидимую черту, шел, вернее, парил навстречу удивительным столпам света, окрашенным в мягкие небесные и золотистые цвета, но каждый раз его удерживали от бегства, грубо и бесцеремонно вбивая готовую отлететь душу обратно в истерзанную плоть…

«Эскулап», одетый в темно-синий комбинезон, привычно натянул на руки тонкие хирургические перчатки, сверился с показаниями следящей аппаратуры. Вскрыв очередную упаковку, он перекачал препарат из ампулы в шприц. За приготовлениями наблюдали двое: двухметровый верзила блондинистой наружности, застывший у изголовья кушетки, и мужчина лет сорока пяти, среднего роста и такой же комплекции, с совершенно бесстрастным лицом, начисто лишенным каких-либо характерных черт. Малозаметный такой с виду человек, адресуясь к которому, впрочем, окружающие предпочитают уважительно прибавлять «доктор», хотя к медицине тот в отличие от «эскулапа» не имел даже косвенного отношения.

Отлепившись от стены, он уселся на единственный в помещении стул. На глянцевой поверхности стола, к которому он сидел вполоборота, были разложены отдельными стопками фотоснимки, на которых «клиент» был запечатлен на фоне сослуживцев и в обществе других любопытных личностей, документы, включая гражданский паспорт, водительские права и служебное удостоверение, а также листы с загодя заготовленным вопросником. Именно «невзрачный», появившийся в особняке на Вагнера каких-то четверть часа назад, был старшим в этой странной и страшной компании.

Не выказывая нетерпения, он спокойно наблюдал за происходящим. Эти двое — опытные специалисты, торопить их и лезть к ним с советами нет никакой нужды. Поэтому он переключил свое внимание на личность допрашиваемого, пытаясь предугадать, какие новые сведения удастся вышибить из того напоследок.

Крепкий попался орешек. Держал пасть на запоре, покуда мог терпеть адскую боль. Ему выдрали с мясом ногти и сплющили фаланги пальцев, сломали ключицу и едва не половину ребер, прижигали огнем под мышками, веки глаз, ушные раковины, гениталии… Его пытали электротоком… Уже в первые часы «общения» ему стали давать наркотики, вначале «ЛСД», затем внутривенно скополамин, на смену которым пришел более мощный и эффективный препарат барбамил. А чтобы «клиент» не вздумал подолгу валяться в отключке — не ради пыток все это было затеяно и не ради потехи, — кололи мощные психостимуляторы, в частности амфетамин.

Острая физическая боль, замешенная на воздействии наркотических препаратов, помутила человеческий разум, но не настолько, чтобы полностью стереть из памяти те или иные факты и сведения, фамилии и адреса. Технологичный век усовершенствовал методики допросов, хотя многое, как и прежде, зависит от мастерства исполнителей.

Тем временем «эскулап», вооружившись шприцом с длиннющей иглой, проколол сердечную мышцу, после чего стал вводить в вену раствор амитал-натрия. С малой скоростью, чтобы не угробить «пациента» раньше срока, а, наоборот, стимулировать его, возродить угасающие жизненные процессы, и прежде всего обеспечить приток насыщенной кислородом и стимулирующими ферментами крови к клеткам мозга. В конечном итоге это делается для того, чтобы вызвать у допрашиваемого острое чувство эйфории, заставить его «раскрыться» в приступе повышенной общительности и дружелюбия; а далее нужно будет лишь корректировать словесные потоки, направляя их в требуемое русло.

— Не более получаса, — озабоченно сказал «эскулап». — Для дополнительной стимуляции ввожу амфетамин… Можем начинать.

Начав с энергичного подпорогового внушения, без труда и лишних затрат времени вышли на устойчивый диалог. Возможно, «клиент» решил про себя, что он уже «там», в чистилище, где на все вопросы следует давать четкие ответы, без малейшей запинки, не лукавя и не кривя душой. Из уголков его глаз, заплывших и превратившихся в узкие щелочки, сочилась прозрачная влага, стекая крупными горошинами по щетинистым запавшим щекам. Его разбитые губы шевелились, и хотя речь не отличалась ясностью изложения, он говорил, говорил, говорил…

«Эскулап» следил за реакциями «пациента», за его общим состоянием. Вопросы в основном задавал блондин, на русском языке, которым он, как, впрочем, и все присутствующие здесь, владел в превосходной степени.

«Невзрачный» почти не участвовал в допросе, он лишь надежно фиксировал в памяти каждую из прозвучавших реплик. Спустя некоторое время он удовлетворенно качнул головой. Довольно рискованная затея с захватом «языка» все же оправдала себя. Удалось разузнать даже больше, чем первоначально рассчитывали. Опять же если этого субъекта хватятся, то поиски придется вести на достаточно обширных пространствах: расстояние от точки А, откуда он «вроде бы» отбыл, до точки Б, конечного пункта в его маршруте, составляет более четырехсот километров.

Еще он думал в эти минуты о человеке по прозвищу Доррст. О мужчине нордической внешности, который и в свои шестьдесят лет по-молодому энергичен и заряжен на сверхдела. Сейчас он находится всего в нескольких кварталах отсюда, возможно, стоит у окна — его апартаменты расположены на третьем этаже торгпредства, — любуется закатными красками или, глядя на городские кварталы, пытается распознать в современной застройке очертания своего родного города, того самого города, в котором он появился на свет в палате родильного отделения госпиталя королевы Луизы в самую холодную зиму столетия, в январе 1940 года.