Николай Чергинец - Русское братство

Он потер пальцами ухо, словцо оно онемело, что-то брезгливое изобразили его поднявшиеся к носу губы, он недовольно стал листать бумаги, уже совсем не глядя на то, что листает.

— Вот, рассматриваю дело, в которое затесалось твое имя. Расскажешь, как оно затесалось? Для того велел тебя вызвать.

Он замолчал.

Степаненко хотел спросить, в чем состоит дело, но его сдержало чувство странной невозможности так же просто сказать заместителю «ты», как говорил он. Обратиться же к нему на «вы» значило бы поставить себя вне обычая доверия, от которого он сам не счел нужным отказываться. В председательском «ты» был заключен именно обычай. Это казалось Максиму несомненным, иначе «ты» было бы не товарищеским, грубым, а Степаненко был прямо назван товарищем.

— Мы десять лет проводили операцию по за-пудриванию американцам мозгов. И вот, когда они клюнули, клюнули основательно, появляется российский Джеймс Бонд из управления борьбы с сектами, вмешивается в тончайший, годами тянущийся процесс и едва не губит все дело.

Степаненко навострил уши.

— Твой друг Алеша жив, здоров, кушает калифорнийские цитрусы и по утрам купается в личном бассейне… Не знаю, с дельфинами или с молодыми американскими девками…

У Максима пересохло горло.

— Он что, в Америке?

— Что-то ты вдруг осип, как молодой петушок?! — пробасил заместитель директора ФСБ. — Колешку мы ввели в дело на последней стадии. Ты, собственно, помог нам в этом. И арсеньевские бандюги тоже. Теперь проекту «Эльбрус-3» суж-дена долгая жизнь в Силиконовой долине на деньги американских налогоплательщиков.

Степаненко прокашлялся, гмыкнул, очищая голос, но спросить ему было не о чем. Он чувствовал себя последним идиотом.

Генерал снисходительно улыбнулся.

— Мы уже получили кое-какие данные. И в случае удачного развития событий, прежде чем технология изготовления суперпроцессора ляжет на стол какому-нибудь ихнему Билу Гейтсу или директору ЦРУ, она окажется вот здесь, — генерал похлопал по столу. — Теперь-то ты понял, что зря полез в бутылку?!

Вместо ответа послышался тяжелый вздох.

— Ты не расстраивайся, Максим, — сказал генерал. — Я по-человечески понимаю тебя. За друга старался… Молодец. Хотел бы я, чтобы у меня был такой друг, настоящий брат. Не зря, видимо, одна из твоих агентурных кличек Русский брат. Приятное совпадение. Поздравляю… По глазам вижу, — вдруг сказал генерал. — Что ты ни черта не понимаешь, да?

Степаненко сдержанно кивнул.

— Ну что тут понимать?! Подстроено все, я имею в виду убийство Колешки. Наши антропологи подобрали подходящий труп. Жену убедили засвидетельствовать смерть мужа. Что еще?

— А Шмаков? А папки?! — едва не вскричал от нетерпения Степаненко.

— Шмакова мы убрали. Он уже на Дальнем Востоке… Папки? Мы думали: заполучив одну в собственные руки, ты успокоишься. Ан нет… К сожалению, Сохадзе ушел. Прозевали. Ему за жену Шмакова пришлось бы ответить. Так он в Чечню подался… Ты вот убийц искал, перепугал их всех в Арсеньевске. Я имею в виду Ро-гожцева… А ларчик просто открывался… Понимаешь…

Генерал некоторое время молчал.

— Ну а тюрьма твоя? — вздохнул он. — Это уже ты по собственному почину. Извинений не будет. Ни извинений, ни медалей за геройство. Минус на плюс дает ноль! Ты ведь кого-то там подстрелил? Ну все, иди, служи дальше.

Степаненко поднялся. Генерал тоже.

— Дальше, — сказал он. — Уйми Евстигнеева. Нет, нет, пусть статью об Арсеньевске напечатает, мы тут не против. И об Арсеньевске, и о Рогожцеве. Пусть. От этого ни вреда, ни толку не будет. Но никакого последующего рыпанья. Рогожцев пока нам нужен…

Степаненко почувствовал: во рту набежала слюна, но горло было сухим, как пустая перечница.

— А теперь вот подпишите, майор Степаненко, — генерал перешел на сухой, официальный тон, — эту бумажечку. Двадцать пять лет чтобы рот на замке, поняли?! Все, вы свободны…

Максим был уже возле дверей, когда генерал окликнул его:

— Не удивляйся, если Алеша брякнет тебе из Штатов.

Через сутки Максим попросил Евстигнеева отвезти его домой.

— Не опасно? — с тревогой в голосе спросил он.

— Нет. — Максим неожиданно улыбнулся. — Ведь у меня есть ты, мой настоящий друг.

Прошла неделя. Однажды вечером раздался телефонный звонок. Максим поднял трубку и узнал голос Колешки.

— Я дал тягу… — просто сказал Алексей.

— Зачем же ты звонишь? — сухо спросил Максим.

— Не знаю… Скорее всего, стыдно. Иру не бросай… С нее все и началось… Она сказала, что больше не может и уходит от меня. Я решил уйти первым.

— Алексей, ты… — Степаненко задыхался от гнева, с трудом подыскивал подходящие слова. — Ты п…! — наконец выругался он. — П… дважды. Первый раз ты поступил нечестно, когда отобрал Иру у меня, второй раз — когда ее возвратил. Больше никогда мне не звони.

Степаненко бросил трубку, неподвижно застыл.

Любопытный голубь, царапая коготками оцинкованную жесть подоконника, заглядывал в окно. Больше месяца Максим не жил дома, птица привыкла к пустой комнате.

На полу стояла раскрытая спортивная сумка, на столе — билет до Махачкалы.

На днях начальник управления вызвал Максима к себе. Он сообщил, что в горах Чечни у ваххабитов застрял гражданин США, некто Юджин Грин. Его похититель, некто Сайгидпаша Торкаев, он же Владислав Сохадзе, прислал в посольство США черный мизинец. В следующий раз, если не будут выплачены два миллиона, обещал вслед за пальцем прислать ухо американца.

— Мы оказываем тебе доверие, — проговорил полковник. — Ты знаешь, с какой стороны подходить к сектантам. А ваххабиты, они и есть сектанты. Вытащишь американца — полностью вернешь расположение начальства…

Николай Иванович Чергинец

генерал-лейтенант внутренней службы, писатель, член Совета Республики Национального собрания Республики Беларусь 1, 2 и 3 созывов. Кандидат юридических наук.

С 1981 года по 1984 год — начальник Управления уголовного розыска МВД БССР.

С 1984 года по 1987 год служил в Афганистане. С 1987 по 1993 год — начальник управления внутренних дел на транспорте МВД Беларуси.

С 1997 года по 2008 год — член Президиума Совета Республики

Национального собрания Республики Беларусь. Председатель Союза писателей Беларуси.