Алексей Грачев - Ордер на смерть

Однако жизнь так и норовила ударить побольнее по темечку! Суматошный темп столичной жизни утомлял Андрея сильнее, чем он поначалу мог предположить. Ему хватало выдержки следить за собой, по возможности не проявлять эмоций, особенно отрицательных, — и все эти подавляемые, скрытые глубоко внутри желания и неосуществленные надежды вызывали у Ярого глубокие стрессы.

Однажды он вычитал у Зощенко (к которому до того относился без особого интереса) и выписал себе в блокнот поразившие его строки — о том, что крайнее утомление мозга и неумение создать себе сколько-нибудь правильный отдых привели Маяковского к ранней смерти. Что это была трагедия постоянной работы. Даже гуляя по улицам, Маяковский бормотал стихи. Даже играя в карты, чтобы перебить инерцию работы, Маяковский (как он сам говорил Зощенко) продолжал додумывать. И ничто — ни поездка за границу, ни увлечения, ни сон, — ничто не выключало полностью его головы. А если иной раз, создавая насильственный отдых, поэт и выключал себя из работы, то вскоре, боясь крайнего упадка сил, снова брался за работу, чтоб создать ту повышенную нервную инерцию, при которой он чувствовал, что живет. И так происходило даже на юге, где он подолгу лежал на солнце, вел размеренную жизнь, но для головы, для мозга режима не менял. Это создавало хроническое нервное перераздражение. Поэт с каждым годом чувствовал себя все хуже. Головные боли, вялость и разбитость усиливались.

Такая трагедия и гибель нередко случались с великими людьми. И причины гибели часто создавались непомерной тратой нервной энергии, неумением обращаться с самим собой и неумением заведовать сложной машиной — своим телом…

Андрей выписал этот отрывок, в очень сокращенном виде, из книги Зощенко «Возвращенная молодость». Книгу Зощенко он за последние несколько лет перечитывал целиком раза три. Она стала его настольной книгой и как бы лекарством от стресса.

Там же он вычитал мнение писателя о смерти Джека Лондона — может быть, спорное, но интересное. Зощенко утверждал, что этот здоровяк и «матрос», этот писатель величайшего оптимизма и утверждения жизни, покончил с собой на сороковом году жизни практически по той же причине, что и Маяковский. Смерть эта, по мнению Зощенко, только казалась неожиданной и невероятной (родные писателя долгое время даже скрывали это обстоятельство!)

Что же выяснилось? Джек Лондон в течение восьми-десяти лет написал столько, что другой писатель при нормальной работе мог бы сделать в течение всей жизни. Почувствовав крайнее утомление, писатель бросает работу и уезжает на какие-то чуть ли не Соломоновы острова, надеясь там починить свое здоровье долгим отдыхом и путешествием. Однако мозг, ослабленный крайним и длительным напряжением и отчасти алкоголем, не мог восстановить и даже поддержать нормальную работу организма. Потерянная инерция, на которой держался писатель, рухнула. И реакция была столь велика, что Джек Лондон без сожалений расстался с жизнью…

Вычитанное у Михаила Зощенко сильно повлияло на Андрея. Тем более что в книге давались еще и прямые способы снятия стрессов. Например, цитата из Марка Аврелия: «Измени свое мнение о тех вещах, которые тебя огорчают, и ты будешь в полной безопасности от них». Здорово сказано! Но как это понимать? Как заменить свое мнение, скажем, о необходимости уложиться в отведенные для написания статьи сроки? Сроки даны жесткие, и ежедневная норма одна может приблизить работу к завершению. Андрей не был Марком Аврелием — и вещи, которые его «огорчали», вовсе не становились менее актуальными от желания или нежелания Ярцева над ними думать. Может быть, изменить о них мнение в том смысле, что эти вещи подождут — мол, успеется? Но это — самообман! Ничто не успеется. А стало быть, отдохнуть так и не удастся.

Андрей, зная, с какой необузданной стихией имеет дело, даже определил конкретные дни для написания. К примеру, стихов. Но и это не спасало от переутомления — дни летели слишком быстро, все заполненные неустанными трудами. И когда наступало, допустим, воскресенье, отведенное Андреем для создания хотя бы нескольких четверостиший, или «катренов», он с неудовольствием замечал, что в голове у него совершенно пусто. Но все равно писал — и так появлялись на свет беспомощные, рахитичные стишки, которые он даже Анне стеснялся показывать. Налицо был некий кризис.

Как из него выйти — вот что занимало все мысли Андрея, когда он поднимался по лестнице в свой кабинет, где нечасто в последнее время появлялся. Ярцев открыл дверь своим ключом, вошел и опустился в кресло за рабочим столом. Несколько минут сидел молча, потом взглянул на настенные часы и нажал на кнопку селектора… Его соединили с Мерингером.

— Андрей, ты? Ну, принес? Давай неси, посмотрю. Нужно срочно в набор отдавать, учти: завтра уже номер выйдет!

Андрей прошел в кабинет Мерингера по длинному светлому коридору и поздоровался с сидящей у окна Яной, которая с недавних пор стала и женой, и секретаршей Мерингера. Она курила и молча улыбнулась ему. Говорить им, правда, было не о чем…

Рудольф пробежал глазами статью и одобрительно хлопнул Андрея по плечу — мол, все отлично, ты молоток, старина! Потом приклеил к рукописи желтую бумажку, что-то быстро на ней написав, вызвал в кабинет Яну. Та унесла статью в набор.

Андрей вдруг заулыбался. Он представил себе бандитский некролог в газете: «Что же оказалось? Наш Вован в течение восьми-девяти лет ухлопал стольких, скольких другой братан, при нормальной работе, мог бы сделать в течение всей жизни. И Вован утомился…»

Мерингер посмотрел на него с недоумением:

— Ты чего?

— Да так! Мыслишка одна забавная в голову пришла…

— А-а… Вообще, скажу тебе откровенно, выглядишь ты неважно. Я же знаю, когда ты бодрый, подтянутый. Устал, что ли?

— Есть немного.

Андрей взял со стола большую железную скрепку и начал ее крутить в руках. Мерингер уселся рядом с ним на стол. Сказал, поправляя на носу очки в роговой оправе и потянувшись за сигаретами:

— И в чем дело? Что, трудно расследование писать, да?

— Да не только расследование… — Андрей тоже достал сигарету, и они закурили под тихое гудение кондиционера. — Вообще какой-то завал в делах образовался, понимаешь? Чересчур много я на себя взвалил и теперь ничего не успеваю. Ты же меня знаешь: я, если за что взялся, обязательно доведу дело до конца. Но это ведь меня и угнетает! Честно говоря, хочется иной раз плюнуть на все, послать к чертовой бабушке — и на море, на юга куда-нибудь рвануть. А то возникает вопрос: чего ради такая адская работа, если полученные за нее деньги не приносят удовлетворения? Я ведь живой человек, а не машина для зарабатывания дензнаков. Кроме того, сколько бы я ни заработал, все равно это моих проблем не решает. Даже отложить приличную сумму не могу. Правда, Анюта недавно заставила меня костюм и брюки новые купить. Но это единственный раз за несколько лет. Ей-то хорошо сейчас, она на даче у родителей. А я…