Сергей Зверев - Убить бессмертие

Волк присел и присмотрелся к следам небольших лапок. Сыч поймал его многозначительный взгляд и пригнулся с пистолетом на изготовку, обходя поляну по периметру. Ничего подозрительного, если не считать, что лужу крови, натекшую под подвешенным трупом, вылакали хищники: или лисы, или росомахи.

Волк поднял руку и сделал знак двигаться в сторону лагеря линией. Сыч ответил знаком, что понял. Оба выглядели хмурыми и сосредоточенными. Ничего хорошего они впереди для себя не ожидали.

Осторожно раздвигая траву и отодвигая ветки кустарника, бывшие спецназовцы преодолели расстояние до своей поляны и сместились к западу так, чтобы поляна оказалась между ними и рекой. Потом Волк первым двинулся, все так же знаком приказав Сычу прикрывать. Он присел на одно колено на краю поляны, обвел взглядом и дулом пистолета все пространство и только потом поднялся в полный рост. Все было очевидно, все было понятно, все было очень плохо.

Сыч, появившийся с другой стороны поляны с опущенным пистолетом в руках, уставился на труп Дамира. Куртка с ноги мертвеца сброшена, видимо, ею ногу прикрыли специально, потому что она вся была пропитана кровью. А потом кто-то из хищников добрался до свежей крови и пытался эту ногу есть. Точнее, все что от нее осталось — до середины голени.

— Ни хрена себе, — тихо произнес Сыч. — И кто бы мне объяснил, что тут произошло. И девка пропала.

— Сука! — не сдержался Волк. — Найду, ночи не пожалею и всего на ремни изведу. Без наркоза!

— Слушай, а ногу-то отрубили, — пнув сапогом окровавленный топор, заметил Сыч.

— Не лисы же отгрызли! Значит, он знал про препарат и про бородавку. Девка выболтала!

— Так он что, с собой ногу унес? Она же протухнет!

— Сыч, он умнее нас, хитрее! — рявкнул Волк. — Я не знаю, что у него там в голове и кто это такой, но провел он нас как младенцев.

— По-моему, наше бабло тает в тумане, — вздохнул Сыч. — Провалили мы эту операцию. И людей потеряли и… ногу.

— Ты что? — почти заорал на него Волк. — Сдался? Мы не бабки теряем, нам с тобой не жить, если препарат не получат заказчики. Ты не врубился, что ли? Слишком до хрена мы чего знаем, чтобы нас беречь. И слишком откровенно мы прокололись, чтобы на нас делать ставку в будущем. Куда он пойдет?

— К самолету, куда же еще. Там связь, там люди, поисковая партия.

На поляну со стенаниями и матерной руганью вывалился из зарослей Вован и сразу упал.

— Все… Не могу больше… Сдох я…

Бывшие спецназовцы смотрели на уголовника с брезгливой терпеливостью. Он был нужен как проводник, как человек, который лучше знает тайгу, умеет в ней безошибочно ориентироваться. Но сейчас от него толку было очень мало. Волк посмотрел на напарника и дважды ткнул указательным пальцем в сторону Вована. Сыч ухмыльнулся и сунул пистолет сзади за ремень. Подойдя к уголовнику, он присел рядом на корточки и стал доставать из карманов своего снаряжения пакетики и полиэтиленовые мешочки, весело говоря при этом:

— Сейчас мы из тебя супермена сделаем.

— Э-э, ты че, — насторожился Вован и подозрительно уставился на таблетки. — Братан, хорош!

— Спокойно, урка! Это химия испытанная. На них можно пару-тройку дней без сна и еды продержаться. И кроссы шпарить километров по тридцать без остановки. Мы с Волком это проходили, на себе испытали. Классная вещь, если не злоупотреблять!

— А если злоупотреблять? — тут же спросил Вован.

— Не успеешь, — пообещал Сыч. — Либо мы его догоним, либо нам всем так и так не жить.

— Че, че, че? — тут же вскинулся уголовник и только теперь обратил внимание на то, что творилось на поляне.

Девушки не было, костер не горел, Дамир валялся в неприятной позе, задрав неестественно голову и выставив острый небритый кадык. Одна нога у него отсутствовала примерно до середины голени, а сапоги валялись рядом, разрезанные сверху донизу. Вован покрутил головой, потом посмотрел на Сыча и почему-то тихо спросил:

— Это та нога, да? В которую Дамир уколы делал?

— Дошло? — рявкнул Волк. — Собираемся! Паковать рюкзаки, и выступаем. Вован, на тебе маршрут. Думай, шевели мозгами, но скажи мне точно, какой дорогой и куда может направиться этот тип. Упустим его, и я тебе первому кишки выпущу! Понял меня?

— Ты че, Волк! — откровенно испугался Вован. — Я-то тут при чем? Хорош наезжать! Я че, не помогаю? Я вас по тайге вел, да без меня вы тут… Ладно! Давай берегом пойдем километров десять на юг, а потом на юго-запад. Там распадок должен быть удобный. Часов шесть сэкономим.

— Хочешь перехватить их на пути к самолету? — хмыкнул Сыч. — Если опередим, то получится. Только шустро надо двигаться. Хорошо еще, что он с девкой, она его будет сильно тормозить.

Стусло шел первым. Высокий, худощавый, жилистый, казалось, что он вообще никогда не устает. Артист шел вторым, то и дело переходя с бега на быстрый шаг. В боку болело, похрустывало и постанывало. Или это уже так казалось. После насмешек относительно тигра Дмитрию не очень хотелось останавливать группу и просить обезболивающего для себя.

Дмитрий Ливанов с первого дня чувствовал себя младшеньким в группе. Из-за того что он жил в Сибири, работать ему приходилось чаще всего в группе Князя. И он никак не мог себя тут «поставить». Ему все время казалось, что к нему относятся снисходительно, что на него смотрят свысока. И никого не волновало, что он пришел из Службы внешней разведки. А еще ему казалось, что все помнят или постоянно вспоминают о том, что у него случилось за год два провала на прежней работе, что его разжаловали из капитанов в старшие лейтенанты, что он сам написал рапорт. А потом его вдруг как-то очень уж легко удовлетворили, но с условием перевода в спецназ ВДВ. Это потом он понял, почему все так быстро прошло. Потом, когда его сосватали в эту «группу». Группу Князя собирали из специалистов самого высокого уровня по всем ведомствам. Главным условием была хотя бы срочная служба в ВДВ в юности.

Мовчун шел сзади, и Дмитрий все время чувствовал на своем затылке его шумное, но ровное дыхание. Несколько раз Николай подхватывал его, не давая упасть. Нянчится! Чувствуя, что начинает злиться, Дмитрий стал пытаться думать об этом ученом, который в одиночку кинулся догонять вооруженную банду. И тут же растянулся, споткнувшись о зарывшуюся в траву корягу. От боли в травмированном боку в глазах на миг потемнело. Сейчас начнут свои шуточки, подумал он, получается, что я чуть ли не всю операцию им завалил.

— Ты чего? — навис над лицом нос Борщевского. — Слушай, у тебя опять бок разболелся? Так что ж ты молчишь, чудак-человек?

— Он не молчит, — прогудел сбоку Мовчун, — он стонет.

— Ничего я… — начал было Артист и попытался сесть, но Борщевский мягко надавил на плечо, заставив снова лечь, и уселся рядом, сложив ноги по-турецки.