Сергей Самаров - Уничтожить бессмертных

Спецотряд тоже оказался учебным подразделением. По крайней мере, сначала Мансур угодил именно в таковое. Однако разница между обучением в армии и в спецотряде бросалась в глаза.

В войсках на многие сотни учеников было несколько преподавателей. Здесь одного только Мансура обучали самые разные люди. Таких же, как он сам, бойцов спецподразделения Таглибофф пока не встречал, хотя не сомневался в том, что они были.

Да, обучение было полностью индивидуальным и весьма специфическим. С сержантом занималась куча инструкторов, носящих, разумеется, офицерские звания, но не погоны и шевроны на камуфлированной одежде военного образца. Иногда эти люди приходили на занятия вообще в штатском.

В такие моменты сержант Мансур Таглибофф представлял их бывшими шпионами и диверсантами. Из него, как он понимал, хотели сделать настоящего. Наверное, люди, которые сами занимались таким ремеслом, могут обучить этому лучше, чем кто-либо другой.

В той же морской пехоте, конечно, были свои саперы-подрывники. Здесь ему объяснили, что по завершении процесса обучения он сам сможет готовить высококлассных спецов по этой части.

В морской пехоте имелись очень даже неплохие снайперы. Здесь он в совершенстве овладел всеми видами стрелкового оружия и многочисленной электронной аппаратурой, обеспечивающей снайперу один удачный выстрел. Единственное точное попадание в цель может сделать больше, чем пара сотен солдат. При каких-то обстоятельствах этот выстрел способен уничтожить целую роту.

Инструкторы без погон или вообще в гражданской одежде были терпеливыми и корректными, мягкими, но настойчивыми. Иногда они сильно утомляли сержанта-курсанта, но знания давали, как он сам чувствовал, нужные и прочные.

Только один человек всегда приходил на занятия в неизменном спортивном костюме. Мансур Серджунович Таглибов был настоящим дагестанцем. Именно эти уроки он любил больше всего. Не зря ведь у дагестанцев существует поговорка, что в их народе каждый мальчишка рождается с разрядом по борьбе.

Инструктор учил Мансура искусству рукопашного боя, причем такого, который какому-то спортсмену, пусть даже чемпиону мира и его окрестностей, освоить, скорее всего, не удастся. Где еще изучаются нервные центры и болевые точки человеческого тела, при ударе по которым любого здоровяка запросто хватит паралич! Если бы спортсмены знали это, многие виды единоборств просто были бы запрещены из-за высокой травмоопасности.

Помянутые центры и точки были нанесены краской на манекены. Сначала инструктор просто ставил Мансуру нужный удар, потом уже доводил его до совершенства. Сержанту приходилось в кровь разбивать себе руки, даже манекены ломать, чтобы все это освоить. Инструктор был рад такому ученику.

Однажды он даже сказал ему:

— Хорошо, что ты не коренной американец. Такие персонажи привыкли беречь себя. А с тобой работать приятно. Ты видишь только цель и идешь к ней, несмотря ни на что. Когда я научу тебя всему, что умею сам, то не рискну встретиться с тобой ночью на узкой дорожке. Это высшая оценка твоего старания. Я никогда и никого не боялся, а вот тебя уже опасаюсь. Старайся и дальше. Курс у нас с тобой небольшой, рассчитан всего на год.

Так сержант Мансур Таглибофф узнал приблизительную продолжительность своего обучения. Впрочем, не все курсы могли быть рассчитаны на одинаковый срок.

Труднее всего, как ни странно, давалось Мансуру обучение арабскому языку. Прежде он не видел в этом никаких проблем, легко общался, даже сдал экзамен в Омане, получая тамошнее гражданство. Но здесь его обучали классическому арабскому, тому самому, на котором был написан Коран. Именно эта священная книга стала основным пособием курсанта. Делалось это специально, чтобы все суры прочно отложились в памяти курсанта.

Еще труднее, чем разговорная речь, давалась сержанту арабская каллиграфия, которая, по сути дела, являлась искусством. Она складывалась под влиянием запретов Корана на рисование живых существ. Эти правила подталкивали развитие орнамента и каллиграфии, доводили их до совершенства.

Ясно, что простому человеку достаточно трудно стать мастером в таком вот экзотическом деле. Тем не менее Мансур старался и через несколько месяцев удивился. Он поймал себя на мысли о том, что стал находить приятными уроки арабской каллиграфии. Эти занятия сводились к тому, что его заставляли тот же самый Коран многократно переписывать.

Вскоре преподавателя арабского языка, женщину с лицом улыбчивого крокодила, сменил настоящий имам, который начал читать курс богословия. Ведь официально Мансур уехал учиться именно премудростям ислама, и кто-то наверху решил, что он должен освоить эту науку. Из этого курсант сделал вывод, что его, наверное, готовят для возвращения на родину под видом ученого богослова.

Но один имам был не в состоянии толковать все тонкости истинной веры. Поэтому учителей богословия было много, хотя все они, как понял сержант Таглибофф, придерживались одного и того же течения в исламе. Преподаватели привлекали внимание сержанта к начальным векам существования мусульманства как такового. Они отвергали многое из того, что пришло в религию потом, называли эти моменты наносными и лживыми. То есть все богословы были последователями учения Мухаммада ибн Абд аль-Ваххаба аль-Мушаррафи ат-Тамими, то есть салафитами или, как их чаще называют неверные, ваххабитами.

Интерес сержанта Мансура вызвали занятия по тактике ведения партизанской войны. Для восточного человека она подходила куда больше, чем для американцев, включая даже тех, которые преподавали ее. Военные хитрости и мудреные ловушки, многоходовые операции с различными приманивающими или отвлекающими сопутствующими элементами у восточного человека просто в крови. Все это вместе коротко называлось так: «создать интригу».

Этот курс давался Мансуру легко. Создавать интригу он умел и любил, да и хладнокровия ему хватало. Этим своим качеством он гордился не зря. Не случайно же тогда, в Махачкале, парень сам вызвал милицию после убийства старого товарища. Мансур правильно рассудил, что если он убежит, то его смогут вычислить. Слишком уж многие люди видели их вместе. Но он назвал жертвой и себя самого, отвел подозрение.

В этом курсе сержанта немало удивило одно обстоятельство. Ему пришлось разбирать до мельчайших деталей многие операции, выполненные советскими и российскими спецслужбами. Оказывается, на таких вот примерах обучались американские специалисты.

Занятия по боевой подготовке ему напоминали первые дни службы в армии. Здесь снова была в ходу предельная жесткость, которая иногда казалась ему садистской. Особенно это касалось курса по выживанию.