Макс Коллинз - На линии огня. Слепой с пистолетом

— Тогда пусть из «убийств» нам пришлют снимки Бабсона. А мы покажем их Кови, где бы он там ни прятался.

— Нет, это не ваше дело. Пусть этим занимается отдел по расследованию убийств.

— Вы же знаете: если мы очень захотим, то сами отыщем Кови. Он где-то в Гарлеме.

— Я же сказал вам: оставьте его в покое.

— Ладно, тогда мы поработаем над Толстяком Литтлом. Убийца Бабсона была с его женой в «Файв спот».

— И от Литтла с женой тоже отстаньте. Из того, что вы мне рассказали, вовсе не следует, что она причастна к убийству и ничего о нем не знала. Ну а Литтл занимает достаточно высокое положение в Гарлеме, слишком высокое.

— Мы знаем.

— В таком случае, вы, наверное, знаете, что он один из главных спонсоров выборных кампаний в конгресс?

— Отлично, тогда предоставьте нам двухнедельный отпуск, мы поедем половить рыбку.

Когда убийства так и не раскрыты? Вы шутите?

— Босс, мы не можем работать в лайковых перчатках. Нас вяжут по рукам и ногам на каждом шагу.

— Вы должны сделать все, что в ваших силах.

— Вы говорите, как конгрессмен, босс.

— Не поднимайте волну и мотайте все себе на ус.

— Между нами, девочками, босс, у нас возникает ощущение, что никто не заинтересован в том, чтобы убийца Хендерсон предстал перед судом, потому как может всплыть гомосексуальный междурасовый скандал, который никому не нужен.

Андерсон порозовел.

— Пусть летят щепки, коль скоро надо рубить лес, пробормотал он.

Ни лице Могильщика отразилось презрение, а Гробовщик смущенно отвел взгляд. Бедняга босс! Сколько всего ему приходится терпеть от его собратьев по расе.

— Мы вас поняли, босс, — сказал Могильщик.

На этом они и расстались.

На следующее утро детективы отправились в суд, где в отсутствие Патриции Боулз было принято решение о передаче ее в ведение большого жюри и освобождении под залог в пять тысяч долларов. В участке они появились только в девять вечера. Их встретил лейтенант Андерсон.

— Пока вы спали, дело закрыли. Все ваши неприятности позади.

— Как это так?

— Сегодня часов в десять появился Лукас Кови со своим адвокатом, и заявил, что прочитал в газетах об убийстве человека по имени Джон Бабсон. Он изъявил желание взглянуть на покойника и понять, тот ли это Джон Бабсон, который снимал у него комнату, где, похоже, был убит Хендерсон. Джон Бабсон был известен также как Детка Иисус и имел обыкновение приглашать в эту комнату белых мужчин. Капитан, отдел по расследованию убийств и прочие имеющие к делу отношение, убежден, что именно он и убил Хендерсона. Они вполне этим удовлетворены.

— Удовлетворены? Обрадованы?

— Но дело же тем самым закрывается.

— Если вы удовлетворены, то кому прикажете заявить протест? Женщина, надо полагать, убила его в порядке самообороны?

— На этот счет у нас нет никаких сведений. Но ее освободили под залог в пять тысяч долларов, предложенных Толстяком Литтлом. Из тюремной палаты больницы Бельвю ее перевели в частные апартаменты за сорок восемь долларов в день.

— Это кое-что значит.

Единственной ложкой дегтя стало появление в семь часов человека по имени Деннис Холман. Он сообщил, что является хозяином квартиры Джона Бабсона в Гамильток-террас и Джон Бабсон не мог никого убить, потому что провел дома весь вечер и он, Деннис Холман, может поручиться за каждую минуту.

— Еще бы.

— Ни капитан, ни «ребята из убийств», ни прочие заинтересованные лица не пришли от этого в восторг.

— Все небось мечтали, чтобы он взял и растворился, — хмыкнул Гробовщик.

— Что-то вроде того. Но он был очень убедителен. Сказал, что Джон Бабсон был ему как брат. Сказал, что снимал у него комнату три года и что он содержал его жену и ребенка.

Погодите, погодите. Кто чью жену содержал?

— Жена и ребенка Джона Бабсона.

— Он сам был хорошей женушкой.

— Может быть.

— Не может, а точно.

— А Деннис Холман их содержал.

Если все это так, то что-то не верится, что Деннис Холман мог позволить Джону Бабсону крутить задом перед белыми мужиками.

Капитан и «убийства» другого мнения. Хотите с ним переговорить?

— Почему бы нет?

Детективы спустились вниз, забрали Холмана из камеры и отвели в Стукачиное гнездо, звуконепроницаемую комнату без окон, с привинченной к полу табуреткой, на которую были направлены мощные лампы. Там полагалось сидеть допрашиваемым. Деннис уже побывал здесь — его трясли люди Брайса — и был вовсе не счастлив опять вернуться. Это был крупный рыхлый человек в промокшей от пота белой рубашке с закатанными рукавами и черных брюках, сползавших с весьма заметного брюшка. У него было круглое детское лицо, гладкая черная кожа, и большие, чуть выпученные глаза. Его нельзя было назвать уродом, он просто выглядел необычно, словно принадлежал к типу человекомедуз. Рядом с ним не было заступника — белого адвоката, и с ним уже обошлись неласково. Гробовщик и Могильщик тоже не собирались с ним церемониться. Они включили лампы, и в ярком свете Холман превратился в тень, в дым.

— Это необязательно, — выдавил из себя он. — Я буду говорить.

Он работал шофером у очень состоятельного белого, который в основном находился за границей, так что работы у него было немного. Ежедневно, часов в пять, после того, как Джон уходил на работу, Холман посещал шикарную квартиру своего босса на Пятой авеню удостовериться, что ее не ограбили. Но большую часть времени он проводил у себя, он человек домашний. Домом служила четырехкомнатная квартира на углу Гамильтон-террас и 142-й улицы. Джон Бабсон снимал одну комнату и столовался с ним, когда не ел на работе. Он, Деннис, сам готовил и убирал, а также выносил мусор. Джон терпеть не мог никакой работы по дому — ему хватало всего этого в закусочной.

— Для него это было слишком низко?

— Нет, он вообще-то хороший мальчик, очень симпатичный. Просто немного ленивый.

— Но вы ладили?

— Да, мы очень хорошо ладили. Мы никогда не ссорились.

— Он был женат?

— Да, у него была жена и маленькая дочка. Но зря он женился на этой женщине.

— И вообще зря женился?

— Но особенно на этой женщине. Она дрянь. Самая обыкновенная шлюха.

— Ребенок его?

— Она утверждает, что его. Он на это вполне способен, если вас это интересует. Он мужчина как мужчина.

— Точно?

— Ну, по крайней мере, в этом смысле, да.

— Сколько ей лет?

— Кому?

— Его дочке.

— Вроде бы три с половиной годика.

— Сколько он у тебя прожил?

— Года четыре.

— Значит, он ушел от жены еще до рождения дочери?

— Да, он переехал ко мне.

— Стало быть, ты его увел от жены?

— Ничего подобного. Он сам от нее ушел.

— Но она знала про вас?

— Знала с самого начала. И ничего не имела против. Она была готова принять его, если бы он захотел вернуться, или согласилась бы делить его со мной, если бы он стал настаивать.