Питер Кейв - Ангелы ада. Смерть любопытной . Палач: Новая война

— Я не боюсь, детка. — Он оглядел ее аппетитную фигуру. — Просто это не моя война, и все. Сегодня вечером я должен вернуться на побережье. Хочешь поехать со мной?

Девушка с отвращением взглянула на него и бросилась прочь, чтобы налететь на запыхавшегося Ахмада. Мощная рука Ахмада поймала ее и притянула к себе.

Даже в темноте она могла разглядеть дикое выражение его глаз. Его нож был приставлен к ее горлу.

— Где пленник? — закричал он на нее. — Что ты с ним сделала? — Он стал неистово ее трясти. — Говори, сука!

— Ничего! — закричала она. — Он был у меня в домике, когда я пришла на встречу со Спинни, — соврала она в отчаянии. — Клянусь!

Ахмад несколько ослабил хватку.

— Он сбежал! Если ты что-нибудь знаешь…

Раздался взрыв гранаты. Он произошел у основания его любимого детища и гордости — антенны. Ахмад отбросил девушку в сторону и кинулся бежать в дальний конец лагеря.

Из темноты с ревом вынырнул грузовик, выписывая зигзаги на раскисшем грунте; он явно направлялся в сторону длинного барака. Сорайя видела, как он промчался мимо здания, описывая крутой поворот.

Мощный взрыв потряс воздух. Здание поднялось вверх и затем рассыпалось, и его обломки, как цветочные лепестки в замедленной съемке, посыпались на землю. Листы оцинкованного железа взлетели в воздух, освещаемые красными и желтыми языками гневно бушевавшего огня, и в свете пожара она увидела другие поднятые взрывом вверх предметы. Ома сначала не могла понять, что это такое, затем с ужасом разглядела, что это были разорванные на части тела.

Впервые Сорайя ощутила на себе парализующее действие страха и осознала, насколько беззащитны были ее собственные плоть и кровь.

Из ее горла вырвался непроизвольный крик ужаса.

Спинни схватил ее за руку. Не соображая, что делает, она ударила его по руке и в истерике побежала к грузовику, направляющемуся к ней навстречу.

Единственное, что она сейчас знала: нужно бежать от Хатиба аль Сулеймана… и Фуада… и Ахмада… и от всех от них. Если они когда-нибудь дознаются, что она сделала, то убьют ее с такой же жестокостью, с какой они расправлялись со своими самыми худшими врагами.

Потому что сейчас, в данный момент, она была врагом.

Именно то, что она сделала из чувства сострадания для измученного пытками Лаконии — помогла ему бежать — привело ко всему этому!

В отчаянии она бежала изо всех сил. Она хотела жить.

Мак Волан заметил бегущую к нему фигуру и развернул машину по направлению к ней.

Одним террористом больше, мрачно подумал он.

Одним террористом меньше !

Рев мотора оглушал его. В кабину и кузов впивались и рвали обшивку очереди из АК-4 7. Эхо взрыва все еще отдавалось в различных уголках лагеря, который представлял собой настоящее поле боя. Как и в любой перестрелке, боевики, не обученные для огнестрельного боя имели привычку не снимать палец со спускового крючка и выстреливали за раз целую обойму или магазин, не прицеливаясь.

Короткие, прицельные очереди. Этот урок нужно непрестанно вдалбливать в головы новобранцев. Прицелься, нажми и отпусти.

Но в большинстве случаев им просто не удавалось усвоить этот урок. Звук их стреляющего оружия внушал им уверенность в правильности того, что они делают.

Волан невесело улыбнулся, видя неэффективность их огня, и сильнее нажал на педаль газа.

Он находился в десяти ярдах от бегущей фигуры, когда понял, что это была та девушка.

Волан выругался, выворачивая руль и одновременно давя на тормоза.

Девушка просто стояла, глядя, как прямо на нее, разбрызгивая грязь, мчится тяжелая машина.

В последний момент она попыталась отпрыгнуть в сторону, но, поскользнувшись, упала в грязь. Грузовик резко остановился возле нее.

Она стояла на коленях, крича:

— Возьмите… меня… с собой!

Слова рикошетом ударили его по ушам. Он затянул ручной тормоз, соскочил на землю, зная, что то, что он делает, сущее безумие, что сейчас ему нужно было не спасать ее, а продолжать рваться к воротам, на выход. В конце концов, она ведь была одной из них, не так ли?

Но ее жалобный крик о помощи достучался до сердца Волана. Карие глаза, побелевшие от страха, беспомощно уставились на него.

Палач выругался, наклонился, подхватил ее на руки и одним быстрым и точным движением забросил ее в кабину. Затем он снова очутился за рулем, отпустил тормоз и направил машину к воротам. Тяжелые колеса грузовика месили грязь и разбрызгивали ее кусками в разные стороны.

Впереди сквозь один все еще работающий с точностью метронома «дворник» Волан разглядел стоявшего у ворот часового. Парень опустился на одно колено и нацелил свой автомат на приближающийся грузовик.

Дождь бил в разбитую половину лобового стекла, струи воды попадали в лицо Волану. Одной рукой он удерживал непослушную баранку, а другой вытащил большой автоматический пистолет «Магнум» сорок четвертого калибра. Палец опустился на спусковой крючок, а потом легкое нажатие послало пулю прямо в грудь боевика. Разрывная пуля разодрала грудную клетку часового, не позволив ему сделать выстрел, и отбросила его на столб шлагбаума, как тряпичную куклу. Ворота выросли перед ними. У Волана оставалось время только на то, чтобы обхватить руками девушку и пригнуть ее вниз на тот случай, если стекло рассыплется еще раз.

Мощный грузовик прорвал своей массой проволоку и деревянный остов ворот и смял их, как спичечный коробок.

Они прорвались!

Позади еще слышались сердитые выстрелы, безуспешно пытавшиеся достать их.

Волан направил машину вниз по спуску, стремясь как можно быстрее укрыться за первым крутым поворотом дороги. Через секунду они уже были вне зоны видимости лагеря арабов.

Его нога плотнее прижала акселератор, машина взревела и понеслась вниз по крутому и извилистому спуску.

Позади остались рваные, разодранные в клочья трупы, в изобилии валявшиеся на территории лагеря и доказывавшие, что Палач все еще был специалистом высшего класса в своей профессии.

Волан притормозил и включил фары. Дорога прижималась к склону горы, выписывая крутые повороты и зигзаги. На всем ее протяжении нельзя было развить нормальную скорость из-за очень узкого полотна.

Проехав полмили, он остановился. У него в запасе было время, по крайней мере десять минут. Волан нс думал, что за это время они будут в состоянии организовать сколько-нибудь стоящую погоню. Палач повернулся к девушке, скрючившейся на сиденьи рядом с ним.

— Отлично, — подколол он ее, — чем объяснить, что ты так внезапно изменила свою точку зрения? Ты ведь могла уйти со мной раньше, не подвергая себя такой опасности, как сейчас.

Он заметил, что она поежилась, и не только от озноба.