Сергей Зверев - Секретный туннель

Алехандро сделал неопределенный жест, и бандиты без особых нежностей завернули руки Джексона назад, и наемник почувствовал, как запястья обхватили холодные стальные кольца наручников.

— Волоките его в камеру, парни, — распорядился толстяк и, когда троица уже толклась в дверях, выбираясь из кабинета, бросил вдогонку: — Рейнджер, неужели ты всерьез рассчитывал, что я тебе поверю? Ты помнишь, как поигрывал ножом у самых моих глаз? Вот и я не забыл. Зря ты тогда так поступил. Зря… Да, кстати, тюрьма-то у меня только одна! Так что будешь сидеть в одной камере с гринго и с его бабой. И знаешь что? Если вы друг друга загрызете — я плакать не буду, ха-ха-ха…

…Дверь камеры снова лязгнула, и Орехов недоуменно покосился в сторону входа — так называемый «обед», состоявший из пары лепешек и двух бутылок воды, уже приносили, а для ужина вроде бы еще рано. Или смуглые ребята какую-то новую пакость придумали?

В следующую минуту недоумение сменилось неприкрытым удивлением — в камеру буквально влетел совсем недавно покинувший ее наемник, так ловко демонстрировавший фокусы с листочками белой бумаги. Правда, теперь руки недавнего уверенного в себе солдата почему-то были скованы стальными браслетами…

— Уроды, браслеты снимите! — наемник яростно пнул дверь, тут же отозвавшуюся насмешливым глухим грохотом. Впрочем, ярость тут же сменилась абсолютным спокойствием, и наемник, подойдя к деревянному топчану Марии, довольно бесцеремонно уселся на краешек и шутовски склонил голову на грудь в галантном поклоне.

— Боб Джексон, мисс. Бывший командир этих недоумков. Ах, если бы вы знали, как же короток путь между короной и плахой… Понимаю, что вы не в восторге от моего соседства, но топчана здесь только два, а наш друг ранен и нуждается в покое — не могу же я стеснять его…

— Мистер Джексон, — голос Орехова был тускло-равнодушным, — это новая провокация? Что ж так неоригинально-то? Или вы и в самом деле за несколько минут успели проштрафиться настолько, что вас разжаловали и бросили в камеру к нам?

— Сэр, вы будете смеяться, но меня действительно разжаловали, лишили звания и всех орденов. Увы мне, горемычному…

— И какую статью шьют? Уж не измену ли Родине?

— Про Родину мы с тобой, амиго, чуть позже потолкуем, — неприязненно дернул щекой наемник. — Я про нее, родимую, много чего порассказать могу… Но это все потом…

— А сейчас что же?

— Как что? Из темницы выбираться будем. — Джексон понизил голос почти до шепота и задумчиво продекламировал — правда, по-прежнему по-английски: — «Темницы рухнут, и свобода нас встретит радостно у входа»… Но меня больше интересует продолжение: «И братья меч вам отдадут…»

Наемник легко поднялся, подошел к двери и несколько раз пнул ее носком крепкого ботинка.

— Рауль, это ты там на посту? Черт возьми, я так и не научусь, наверное, этих цыганят различать… Рауль! Дверь приоткрой, разговор есть. Не бойся, ведь у меня руки скованы. Ты ма-аленькую щелочку сделай, а я тебе пару слов на ушко шепну…

Некоторое время за дверью не было слышно ни шороха. Потом лязгнул запор, стальной прямоугольник дрогнул, чуть приоткрылся, и в щель просунулся ствол автомата. Джексон, ободренный столь многообещающим началом, приник к косяку и о чем-то горячо начал нашептывать часовому. Орехов, как ни напрягал слух, так и не смог разобрать ни слова. Лишь однажды до него донеслось выдохнутое часовым недоверчивое: «Врешь!» и ответное: «Клянусь святым распятием, амиго!» На этом беседа заговорщиков завершилась, и дверь снова закрылась. Но ненадолго, поскольку уже минут через двадцать дверь камеры снова тихонько лязгнула, и на пороге возник тот, кого наемник называл Раулем.

Часовой, не спуская с Джексона настороженного взгляда и не опуская ствола автомата, медленно наклонился и положил на пол какой-то сверток. После чего быстренько скрылся за негромко хлопнувшей дверью.

— Мисс, если вас не затруднит, сверточек подберите, — наемник вновь присел на топчан и довольно улыбнулся. — Отлично, а теперь разверните его — там ключики от наручников должны быть. Есть? Прекрасно. А теперь освободите несчастного кандальника — я обещаю, что буду вести себя прилично…

— Майор, здесь пистолет и нож, — недоуменно повернулась к Орехову Мария. — Что делать?

— Нож мне, пистолет — себе, а этому… — майор несколько мгновений колебался, но все же разрешил: — А этому руки можешь освободить… Ты, мистер, часом не Гарри Гудини по паспорту? Это я про фокусника и мага — кажется, американского, — что от любых оков за считаные минуты освобождался… Как это ты часового уломал на воинское преступление пойти?

— Имен у меня много, амиго, — безмятежно откликнулся Джексон, с силой растирая запястья и без малейшей боязни посматривая в сторону узников, вооруженных его пистолетом и ножом. — А часовой… Он уже целых полчаса как очень богат, и я пообещал ему, что не убью его, как всех остальных, а еще и добавлю маленько. Я ему за эти маленькие гостинцы свой тайник отдал. А там золота-а… Ему по гроб жизни хватит. Он его уже, конечно, перепрятал, да и черт с ним — не жалко для хорошего парня.

— И что ты предлагаешь дальше делать?

— Как что? Воевать будем. Только подождем, когда часовой сменится. — Джексон смущенно улыбнулся, но Орехов был уверен — издевается. — Я же обещал малышу Раулю, что не убью его. А слово свое я держу…

— Я смотрю, вы, мистер, шутник изрядный, — Орехов все еще никак не мог определиться, как же ему вести себя с этим малопонятным наемником.

— Да нет, амиго, я вообще-то парень серьезный. Думаю, ты скоро в этом убедишься…

У любого диверсанта очень много врагов и почти нет друзей. Враги — это прекрасно обученные поисковые группы противника, с непринужденной легкостью скручивающие даже очень сильного парашютиста. Это собаки, против острого нюха которых порой бессильны даже самые хитрые химические смеси. Причем собачки, естественно, не комнатные вроде милых пекинесов, а специально натасканные звери для охоты на человека, неутомимые и безжалостные, целью всей жизни которых становится погоня и последующий длинный прыжок, а высшей наградой — возможность вцепиться острыми клыками в беззащитное горло. Хорошая погода с присущей ей прекрасной видимостью, бдительная охрана интересующих диверсанта объектов и многое-многое другое.

Правда, есть у диверсанта и друзья: например, непроглядная ночь и отвратительная погода, во время которой и часовые все больше стараются в укромном уголке под крышей спрятаться, и от собак нет практически никакого толку. Есть также союзники, которые, впрочем, могут с таким же успехом именоваться и недругами. Обычное российское коварное болото с его комариными тучами и опаснейшими трясинами — друг или враг? Густые заросли джунглей, через которые порой и шага невозможно ступить без острейшего мачете, заросли с их змеями, пауками и одуряющей жарой и влажностью — враг или помогающий скрываться от чужих глаз союзник? Представляете себе разведчика, скрытно подбирающегося к врагу и по пути со страшным треском и шумом прорубающего себе дорогу сквозь зеленую чащобу? Так что поди разбери порой, где друзья, а где враги. А с человеком… В человеке разобраться частенько бывает гораздо сложнее, чем с жаркими джунглями или самым что ни на есть коварным болотом…