Богдан Сушинский - Операция «Цитадель»

— А затем?

— Затем я вынужден буду доставить вас в Германию. Как вы понимаете, вашу дальнейшую судьбу будет решать фюрер. Это в его компетенции.

Настала пауза, которую оба участника этого диалога могли воспринимать, как прояснение момента истины.

— Благодарю, штурмбаннфюрер, — первым благоразумно решился нарушить ее Миклош Хорти, только теперь уже в голосе его стало проявляться что-то заискивающее, — вы достаточно прояснили мое будущее. Кстати, не могли бы вы сообщить мне, что с моим сыном? Где он сейчас?

— Оставьте эти вопросы для милой беседы с обергруппенфюрером СС Пфеффер-Вильденбрухом за бокалом вина.

В эти дни Фройнштаг уже не решалась оставаться в отеле «Берлин», где ее слишком многие знали, и предпочла переехать в «заезжий двор гестапо» — как называли небольшое крыло в резиденции гестапо и СД, в котором обычно останавливались все сотрудники этих организаций, прибывшие из рейха.

Здесь она, конечно, чувствовала себя в большей безопасности. Но безопасность ее была сродни той, что гарантирована арестанту, заключенному в крепость. Поэтому у Фройнштаг не было никаких оснований радоваться ей.

Единственное, что утешало — будапештская одиссея Скорцени вот-вот должна завершиться, и вскоре им предстоит возвратиться в Берлин. Как всегда в таких случаях, время тянулось до тошноты медленно, лица снующих по коридору сотрудников гестапо давно осточертели, а Будапешт, с его бесконечными дождями и туманами, казался самым холодным, промозглым городом мира.

Вот уже второй час Фройнштаг лежала на диване — в мундире, в сапогах, положив ноги на истертые, замызганные перила, свидетельствовавшие о том, что все, кто останавливался в этом номере до нее, коротали свое свободное время точно таким же образом. Дополняли эту «сцену тоскливого безделья» дымящаяся сигарета и полупустая бутылка вина, стоявшая прямо на полу — чтобы всегда под рукой.

До двух телефонных аппаратов, черневших на небольшом столике, Лилия тоже могла дотянуться, даже не приподнимаясь. Однако, услышав звонок, по привычке вскочила и сняла трубку, но… городской связи. Хотя, к ее удивлению, на сей раз до нее пробивались по внутреннему телефону, который на ее памяти вообще оживал впервые.

— Говорит старший поста унтер-офицер Кронзер, — услышала по-мальчишески тонкий, писклявый голос. Фройнштаг не присвоила бы этому парню унтер-офицерский чин уже хотя бы из-за этого «откровенно неподобающего» голоска. — Вас желает навестить баронесса фон Шемберг. Но у меня нет оснований для того, чтобы пропустить ее.

— Вот это новость! — вмиг забыла Лилия об унтер-офицерских недостоинствах Кронзера. — Мое распоряжение может служить достаточным основанием?

— Никак нет, госпожа… господин… унтерштурмфюрер, — запутался охранник в родах обращения. — Понадобится распоряжение одного из прямых начальников. В данном случае, это…

— Подите вы к черту, унтер-офицер, — прервала его администраторские стенания Фройнштаг. — Передайте баронессе, что через две минуты я сама выйду к ней. Спросите, она с машиной?

Кронзер передал ее вопрос Юлише и тотчас же подтвердил:

— С машиной.

— Чудесно. Есть прекрасная возможность вырваться, наконец, из этой туманной Бастилии, — проворчала Фройнштаг, бросая трубку.

За рулем сидел черноволосый, смуглолицый парень, в надвинутой на глаза кепочке. На Фройнштаг он даже не взглянул, словно опасался открывать свое лицо. Зато баронесса встретила ее ошеломляющей улыбкой, широким жестом предлагая место рядом с собой, на заднем сиденье.

— Это все же произошло! — возбужденно проговорила она, страстно сжимая руку Лилии, как только та закрыла за собой дверцу. — Если честно, мне не верилось, что это возможно. Такая охрана, такие меры предосторожности! Просто-таки невероятно!

— В счастливый исход операции по освобождению Муссолини тоже многим не верилось. Некоторым — до сих пор. Это Скорцени, баронесса…

— Да, фрау Вольф, это Скорцени. Тут уж ничего не скажешь. Кстати, вы могли бы познакомить нас?

— Зачем?.. — вырвалось у Фройнштаг.

— Ну, видите ли…

— Это невозможно, — отрубила унтерштурмфюрер. — Совершенно невозможно, — добавила еще категоричнее.

Баронесса удивленно взглянула на нее и благоразумно решила, что дальше настаивать на знакомстве попросту опасно. Женское чутье подсказывало, что таким образом она не только испортит встречу с эсэсовкой, но и наживет в ней врага.

— Так что же заставило вас примчаться ко мне, баронесса?

— Извините, что примчалась именно к вам. Но, поскольку мы с вами уже знакомы… Не знаю, насколько корректным покажется мой вопрос…

— К делу, Юлиша, к делу…

Услышав это фамильярное, кроватно-уличное «Юлиша», пущенное когда-то в оборот самим Ференцем Салаши, баронесса недовольно передернула плечами.

— Теперь, когда судьба регента Хорти решена… Хотелось бы знать, насколько серьезно господин Салаши может рассчитывать на пост главы государства.

— Требуете, чтобы эти гарантии дала я?

— Вам это вряд ли удастся. Но Скорцени… Многое зависит сейчас именно от «первого диверсанта рейха». В Берлине понимают, что у них нет времени на то, чтобы устраивать президентские выборы, проводить длительные политические консультации. Страна воюет, следовательно, решение должно быть принято немедленно.

Прежде чем ответить, Фройнштаг метнула предостерегающий взгляд на водителя.

— Кароль, — положила ему руку на плечо баронесса, — привык слышать только то, что касается лично его. Но следует заметить, что он уже давно принадлежит к тем людям, которых вообще мало что в этом мире волнует и касается.

— Счастливый же он человек!

— Он о себе такого же мнения.

Сам Кароль в это время молча смотрел на дорогу впереди себя и воспринимал их разговор настолько отстраненно, что Фройнштаг ни на минуту не усомнилась: он действительно ничего не слышит, ничего не воспринимает.

— Однако вернемся к Салаши. Вы и в самом деле уполномочены говорить от его имени?

— От имени Салаши? — почему-то переспросила баронесса. И тут водитель чуть повернул лицо, ровно настолько, чтобы Фройнштаг могла видеть его ироничную ухмылку. — Видите ли, фрау Вольф, я только тем и занимаюсь, что говорю от его имени. Даже когда, казалось бы, говорить должен только он. Впрочем, иногда ему все же приходится вещать от самого себя. Но из этого не следует, что и говорит он своими словами.

«Очень влиятельного фюрера получит Венгрия, едва избавившись от Хорти! — подумала Фройнштаг. — Так, может, взять и поставить во главе этой несчастной страны баронессу фон Шемберг? Предварительно выбив из головы всю ее проавстрийскую дурь? Во всяком случае, тогда венгры хотя бы будут знать, кто именно ими правит».