Никита Филатов - Танец с саблями

И тут же сзади на него чуть не налетел сопящий от страха речник:

– Что такое?

– Тихо…

– Извините.

Хороший он, в сущности, мужик, подумал Владимир Александрович. Но ведь пропадет, если что, зазря – такие, обычно, первую же пулю и хватают.

– Может, вернетесь?

– Нет.

Правильно, одному ещё хуже. Вообще, трудно жить с обостренным чувством профессионального долга – это майор знал… Иначе, сейчас и он сам уже ехал бы домой в тихой, мирной и полупустой электричке. Или по крайней мере наблюдал за событиями на теплоходе из рубки милицейского катера-»водомета».

– Пошли! – группа двинулась дальше по бесконечной, во всю длину коридора, ковровой дорожке.

Ничего пока не происходило, но…

Пахло страхом. И не страхом даже, а каким-то запредельным ужасом – густым и тягучим, как начавшая запекаться кровь. Ужасом сочилось все: и тишина вокруг, и теплый воздух кондиционеров… Даже свет матовых плафонов, казалось, дрожит и старается стать незаметнее.

Десятки, сотни мельчайших деталей.

Багровое пятно на палубе… вывороченный из стены огнетушитель… какие-то осколки. Вмятина, след от огромной подошвы на матовом пластике… Дверь, обвисшая на последней петле…

Поравнявшись с открытой каютой, Виноградов вслед за идущим впереди автоматчиком глянул внутрь:

Полумрак. Распахнутый иллюминатор – именно тот, догадался майор… Крошечная клетушка, явно не для командного состава: койки одна над другой, опрокинутая ваза с цветами. Внизу – обнаженное женское тело, отвратительно и бесстыдно распластанное на смятом белье.

– Гос-споди! Она мертвая?

Бедняга речник… Сколько ему – под шестьдесят? Для Великой Отечественной он был слишком мал, а Афганистан и внутриутробные войны России этого поколения уже не коснулись.

– Мертвая.

Жилые помещения команды закончились – за тяжелой металлической переборкой Владимир Александрович разглядел уводящую вперед череду дверей пассажирских кают.

– Эй! – вместо того, чтобы сделать следующий шаг, он коснулся рукой плеча переднего спутника. Тот обернулся, проследил взглядом за жестом Виноградова и тут же без звука передал информацию дальше.

Почти мгновенно рядом вырос Головин. Посмотрел, кивнул и поднял обнаруженную майором гильзу – стандартная, от «макарова», она ещё чуть-чуть пахла порохом. Где-то должен быть и след от пули… Ага! В подволоке, почти над головой – аккуратная дырка.

Двинулись дальше – теперь ещё осторожнее, прикрывая друг друга на трапах и непросматриваемых местах.

Судно по-прежнему казалось пустым и безжизненным…

Наконец – дубовая дверь с потемневшей от времени табличкой «Посторонним вход воспрещен» и более свежей надписью примерно такого же содержания по-английски.

– Здесь? – уточнил взглядом Головин.

– Да, – молча кивнул запыхавшийся речник.

Головин тихо, почти без усилия надавил на бронзовую ручку:

– Пошли!

И ничего не случилось. Никто не выстрелил, не рванула привязанная изнутри хитроумная мина-ловушка… На первый взгляд мостик вообще показался пустым: зеленоватое свечение локатора, какие-то огоньки на панелях. Штурвал в привычном понимании был, но функцию выполнял скорее декоративную – судно двигалось в автоматическом режиме.

– Сюда, быстро! – у противоположной двери, с правого борта, лицом вниз лежал парень в безукоризненно отглаженных черных брюках и пижонской белой рубашке с короткими рукавами. Судя по погонам, это был кто-то из судовых офицеров. – Помоги…

Раненого перевернули на спину и один из бойцов завозился с медикаментами. В нос ударил противный аптечный запах.

– Чем это его так?

– Ногами…

– Пашкевич, третий помощник, – сглотнув слюну, выдавил из себя речник. – Он живой?

– Пока – да! Слушайте… вы рулить умеете?

– В смысле?

– Ну, этой штукой управлять? – Головин собирательным жестом обвел оборудование мостика.

– Вообще-то… Вообще-то, я механик.

– Придется, – подал реплику Виноградов. Вставало солнце, и прямо по курсу уже отчетливо вырисовывался недалекий берег. – Надо хотя бы остановиться – и лечь в дрейф.

– Попробую, – кивнул речник и потянулся к одному из никелированных рычажков. Он был отличным дядькой, к тому же не без чувства юмора:

– Вот и дослужился на старости лет до капитана… Вернусь, старуха не поверит. Вы уж мне справочку выпишите!

– Выпишем… Как там парень?

– Глухо, командир. Своими силами не откачать.

– Поговорить не сможет? – на всякий случай уточнил Головин. – Хоть немного?

– Какое там…

– Гляньте-ка! – Виноградов склонился над штурманским столиком. Лист карты с текущей прокладкой был изуродован матерным словом из трех букв и соответствующей иллюстрацией: колоссальных размеров и угрожающего вида член раскинулся на просторах от Петрокрепости до банок в центре Ладоги.

– Сволочи… – Головин потянулся к карте.

– Не трогай!

– Почему?

– Вещественное доказательство. Потом, для экспертизы пригодится. – Виноградов вовсе не был умнее, просто он слишком долго носил милицейские погоны. И все оставшиеся годы ему предстояло жить с оперативно-следственным видением мира.

– Командир! В радиорубке чисто.

Здоровяк из второй штурмовой группы с трудом скрывал возбуждение.

– Что там?

– Никого… Правда, пошалили там, чувствуется, от души – дверь выломана, кровища! И вообще.

– Рация работает?

– А я чего – инженер, что ли? – удивился боец.

– Тоже верно…

Неожиданно чисто, почти без помех, ожил динамик внутренней связи:

– Эй, наверху! Это кто там командует?

– А это кто? – Головин покосился на речника, пытающегося совладать с какими-то кнопками и тумблерами. – Ты, что ли, Борька?

– Ну так! – радостно отозвался старший группы, отправленной в машинное отделение. – Как у вас?

– Порядок, – суховато оценил обстановку командир. – Так что, глуши мотор.

– Попробуем.

– В каком смысле? У вас что – тоже никого?

– Почему? Двоих взяли – один со стволом был, у другого нунчаки.

– Моряки?

– Не-ет… – в голосах собеседников слышалось полное взаимное непонимание.

– Так, все – я спускаюсь. Сидите тихо.

– Есть, командир! Ждем-с…

– Саныч, пойдешь со мной? – повернулся Головин к майору. Чувствовалось, что он в недоумении. – Одна голова хорошо, а две…

– Разберемся, – кивнул Виноградов.

– Петров! За старшего здесь, понял? Мы быстренько, пять минут…

Однако, прошло значительно больше времени, прежде чем офицеры вернулись на мостик. Вернулись не одни… И с информацией, сложившейся, наконец, в целостную картину.

… Рейс начался как обычно – вечером отошли от Речного вокзала, пригласили пассажиров на ужин. Погода не баловала, поэтому на палубе никто не задержался: ресторан «Чернышевского» мог вместить всех желающих в одну смену.