Юрий Комарницкий - Возвращение на Подолье

Малыш искренне расхохотался.

— Не смеши меня. Я сто лет как оттуда ушел. А завод давным-давно переименовали.

— Но чем-то ты все же занимаешься? Одет классно. Один “Найк” больше ста баксов тянет.

Работаю продавцом в киоске. Вот сейчас буду принимать смену, — сказал Малыш. — Приходи вечером, пропустим по “сотке”, более подробно поговорим.

Его приезд не был сюрпризом. Он сообщил матери, что возвращается и, как всегда, просил его не встречать.

Мать пристально его рассматривала, а он сидел за столом, обильно уставленным закусками и, раздраженный, пил рюмку за рюмкой украинского первака.

— Да не смотри ты так на меня. Лучше расскажи подробно как умерли отец и дед. И прости, что не приехал… не знал. Этот груз будет на мне до самой смерти.

Он действительно не знал о двух смертях самых близких ему людей. Скрываясь в Москве от казахстанских ищеек, Харасанов категорично запретил ему подавать вести о себе. “Запомни, Франц, — твердил Константин, — в большинстве случаев беглецов ловят на квартирах матерей, любовниц и по неосторожной переписке.” Больше года он не имел вестей из дома. За это время ушли из жизни дед и отец.

Мать закончила грустный рассказ. Он смахнул скупую слезу и сказал:

— Еще раз, мать, прости. В этом году произошло столько всего, что мне порой кажется я сойду с ума.

Ночь он проспал беспокойным алкогольным сном, тем не менее утром проснулся бодр и свеж. Голова не болела. К десяти часам они с матерью были на кладбище. Стоял теплый осенний день. Он сидел на скамейке и рассматривал фотографии, закрепленные на крестах. Эта страна и этот город были для него тем, что люди называют родиной. Улицы этого города помнили шаги отца и деда, бабушек по отцовской и материнской линии. Здесь на кладбище он вдруг понял, что мотаясь по огромной стране все его дороги всегда будут сходиться здесь, в этом городе, на этом кладбище. “Как жить дальше? Стоит-ли пускаться в дальние странствия, если судьба опять и опять будет возвращать его домой?”

Улица Долинская, на которой проходило его босоногое детство, встретила его знакомым запахом накалившейся за день булыжной мостовой. Шумели вишневые садики, недовольно рычали пыльные грузовики в ожидании когда откроется шлагбаум переезда.

Несмотря на грозное название Военный переулок жил спокойной жизнью. Ковырялись в садиках и огородах трудолюбивые хохлы, кудахтали куры, грелись возле домиков на табуретках старики и старушки.

Достопримечательность города Виктор Поленов, в прошлом моряк и бог знает кто, по-прежнему полупьяненький сидел на пороге своего дома и всем желающим рассказывал сплетни. Словно не было нескольких лет отсутствия Франца, он осоловело на него посмотрел и сказал:

— Проходи, Франц, я вот сижу и думаю, где сто грамм выпить. Тебе бронзовая краска не нужна? Вот два пакета, а вот чем разбавить.

Физически Поленов нисколько не изменился. По-прежнему у него разительное сходство с актером Пуговкиным. Близко посаженные плутовские глазки периодически вспыхивают лукавым блеском.

— Нет, дорогой, краска мне не нужна. Расскажи как поживаешь, один или с Юриком?

Юрик — младший брат Виктора. Он всю жизнь работает на заводе, поэтому в городе пользуется всеобщим уважением. С Виктором они постоянно воюют и все, кто знает братьев, с интересом ожидают когда и чем закончатся “космические войны”.

— Не говори мне про него, — сердито выкрикивает Виктор слова десятилетней давности. — Этот козел меня кипятком обварил.

— Специально, или как?

— Конечно специально, — с готовностью отвечает Виктор. — А неделю назад чуть не убил, гвоздем ударил.

Франц весело смеется и хлопает Поленова по плечу.

— Не говори глупостей, Витек, он тебя никогда не убьет. Вы как близнецы: друг без друга жить не сможете.

У Поленова поразительный нюх на клиента. Он знает возможности каждого, кто его посещает. Вот и теперь он быстро одевается и кладет в карман пустую бутылку. Вместе с Францем они направляются в переулок Дундича.

Жмеринка исторический город. Здесь всегда что-то происходило необычное. С тех пор, как архитектор Журавский построил в стиле ренессанс жмеринский вокзал, Жмеринку хорошо знает вся Украина. В свое время здесь побывал император-самодержец. В годы революции и гражданской войны Жмеринкой поочередно футболили банды красных и банды белых. Однажды, когда Франц садил с дедом картошку где-то под Жмеринкой, он обратил внимание на многочисленные холмы, поросшие травой. На вопрос об их происхождении, обращенный к деду, Франц получил лаконичный, исчерпывающий ответ: “Здесь чекисты людей расстреливали и закапывали.” Время стирает память. Возможно, старожилы Жмеринки вспомнят мрачные события и этих несчастных?! Но для этого необходимо дождаться сытых времен. Пока же ностальгия по дешевой колбасе более предпочтительна, чем воспоминания о поломанных судьбах тысяч людей.

В годы пятилеток Жмеринка была не менее известна. Локомотивное депо насчитывало несколько тысяч человек. Вагоноремонтный завод был необходим и известен всему Союзу. Через Жмеринку проходили, впрочем, как и проходят, поезда на “загнивающий” запад и к Черному морю. Желающие увидеть “блатную” Одессу обязательно должны сначала купить семечек и яблок на жмеринском вокзале, а уж потом окунуть свои задницы в море на пляжах Лузановки и Ланжерона.

Кормилец-вокзал остался кормильцем и в период перестройки. Обескровленная страна выбросила миллионы граждан на импровизированные базары в поисках куска хлеба. Жмеринка не осталась в стороне. Вокзал с чьей-то легкой “руки” превратился в “манеж” и толпы “десантников” стали на протяжении суток захватывать все пять платформ. Отцы Жмеринского железнодорожного узла Завадский, Высочанский и Андрушков изо дня в день ломали голову где изыскать средства на постоянные ремонты порядочно износившегося “парохода” — его крыши и колес.

Украина задыхалась от демагогии. День и ночь с репродукторов звучали зажигательные речи ребят, которые вдруг стали себя величать панами. Киев много болтал, хотел больших денег из-за границы и, по большому счету, ничего не делал. Мир украинского так называемого искусства играл на руку так называемым политикам. В мутной воде для людей с замутненными душами ловилась крупная рыба. Эту рыбу в виде американских долларов вывозили за пределы страны и помещали в западные банки. Счастливчики, имеющие работу, радовались возможности накормить детей нехитрой пищей и с вожделением пожирали глазами экраны телевизоров, где герои из третьих стран лакомились салатами из омаров. Националисты внушали правительству, что пенсионеры, заслужившие пенсии при коммунистах, ничто иное как обуза, поэтому пенсии необходимо отменить. Оборотни, еще недавно терзающие верующих, превратились в ярых сторонников религии и после каждой лживой реплики самозабвенно добавляли: “Ничего, с Божьей помощью прорвемся.”