Юрий Комарницкий - Возвращение на Подолье

Олежка внимательным, цепким взглядом на него смотрит и отвечает:

— У меня нет двухэтажной дачи, а мои люди уже полгода зарплату не получают.

Франц смеется.

— Вот и ты туда же. Россияне на этот счет говорят четко и исчерпывающе правильно: “Если умеет делать — молодец” или:“Делай ты, кто тебе не дает?” У нас же сплошное нытье, чинопоклонство, вечный поиск крайнего.

Вот смотри, Олежка, — улыбаясь продолжает Франц. — Мы сидим в уютном комфортабельном заведении. Его хозяйка, кажется, Домбровская Наталья Николаевна. Необходимо хороший отзыв записать в книге посетителей. А что было раньше?.. Нет, ты вспомни, — настаивает разгоряченный выпитым вином Франц. — “Фабрика-кухня” — сдвинутые грязные столы, кислый портвейн, поломанные вилки. Знаю, скажешь все было дешево. Но ведь и по-свински… разве это правильно?

Олег Анатольевич молчит. Информация, казалось-бы, простая, но достойная размышления.

— А что ты скажешь, Франц, по поводу развала промышленности, дикой коррупции во всех эшелонах власти?

— Ну, это уже другой вопрос, — говорит подвыпивший Франц. — Это, как-бы тебе получше сформулировать, неправильное использование достигнутых свершений. Концовка звучит по-коммунистически и, думаю, поступать здесь нужно по-коммунистически. Но только в одном направлении. Твердая власть и жесточайший контроль.

— Опять стрелять, что-ли?

— Не стрелять, а пересажать!

Олежка оглядывается и говорит:

— Тех, что нужно, не достать… Те в Калифорнии отдыхают.

Они выходят из кафе. На улице осень. Дышится легко и приятно. Поскольку путь жмеринчанина всегда соприкасается с “привокзалкой”, они незаметно оказываются там.

— Смотри, Франек, а вон наш школьный товарищ Павло Ковальчук. Наверное из Москвы приехал. Договаривается с шофером, чтоб отвез в Кармалюки.

— Эй, Пашка, погоди, не отчаливай! Поговори с одноклассниками!

Ковальчук останавливается, узнает их и кричит:

— Го-го!.. Кого я вижу? Вы откуда здесь взялись?

Они обнимаются, хлопают друг друга по плечу. Поездка откладывается. Они заходят в кафе “Рилакс”, заказывают выпивку.

— Классно выглядишь, Пашка, — говорит Франц. — Рассказывай, как живешь? По внешности видно жена хорошая.

— Не жалуюсь, баба — что надо. Родила мне троих детей, по хозяйству успевает.

— Ну, а сам чем занимаешься, откуда путь держишь?

— С Москвы приехал. Двоюродный братан — директор строительной фирмы. Езжу периодически на заработки.

— Хорошо платит?

— Не жалуюсь, по триста баксов в месяц выходит.

Франц стучит кулаком по столу.

— Опять двадцать пять — в Москву на заработки. А еще кричат: “Отделимся от старшего брата.” Отделимся, когда в гробу будем.

Он злится, Наташа его успокаивает.

— Не люблю националистов. От них, между прочим, идут все беды.

Павло Ковальчук — здоровенный мужик. Он и в школе был здоровым парнем: таскал мешки наравне со взрослыми.

— Поехали, мужики, ко мне в деревню. У меня самогон что надо. А обратно отвезу на своей машине. Есть пикапчик.

Франц и Олег соглашаются, но Наташа против.

— Извините, Павел, на сегодня ему хватит. Как-нибудь обязательно приедем. Да и я еще не видела украинскую деревню.

Они опять выходят на “привокзалку”. Частники, словно тамбовские приказчики, со всех сторон выкрикивают одну и ту же фразу: “Куда поедем? Куда поедем?” Ковальчук все еще пытается уговорить:

— А может махнем? Жена будет рада…

Наконец, убедившись, что уговоры бесполезны, он, не торгуясь, садится в “Жигули” и уже на ходу кричит через окно:

— В общем договорились!.. Приеду за вами на следующей неделе!

Домой идти не хочется. Втроем они опять вышли на Ленинскую.

Такое впечатление, что Мисяна Олега знает весь город. Ему кивают из машин, здороваются на улице.

— Олежка, а кто эта приятная женщина? Я ее вижу каждый день.

— Отличный адвокат — Мельник Елена Сергеевна. Ее контора находится на втором этаже старой почты. Если потребуется исчерпывающая юридическая консультация — пожалуйста.

— А эти двое? Они сегодня встречались нам базаре.

— Нужные всем люди. Гаврилюк Василий и Скакун Вячеслав — зубопротезная фирма “Дент”. Так или иначе ты с ними столкнешься. Зубы твои, как я посмотрю, требуют капитального ремонта.

Поток знакомых Олега не прекращается. Фактически, через каждые десять шагов они останавливаются.

— Директор табачной фабрики Загородний Николай, — продолжает знакомить он. — А это — мой школьный товарищ, художник Франц Бялковский со своей женой. Кажется, ты, Франек, специализировался как портретист? Пожалуйста, Николай Александрович, Франц может написать на профессиональном уровне портрет.

Они идут дальше. Франц начинает уставать и от знакомств, и от рекламы его как “знаменитого художника”.

— Ну и что? — не принимает возражений Олег. — Ты ведь действительно художник и впридачу куришь. Можешь заказать для себя и своих друзей отличный сорт табака.

Наташа рассмеялась.

— Он курит мало. Испортил в Казахстане здоровье. Работал на заводе в горячем цеху и на шахте.

— Шахта замучила? — со знанием дела и шахтерских поговорок улыбнулся Олег. — Ну, тогда ему необходимо пить молоко. Кстати, вон едет директор маслозавода Виталий Забаштанский.

Олег окликнул симпатичного мужчину. Франц разозлился:

— Да ты что, Олежка, не вздумай меня выставлять как клоуна. О каком молоке может идти речь? Наташа пошутила.

Олег рассмеялся.

— Перестань нервничать, Франц. Он мне нужен по делу. Мы работаем с вредными препаратами, обрабатываем ядохимикатами поля. Моим людям молочные продукты просто необходимы.

— Тогда другое дело. Но, мне кажется, пока мы дойдем до конца Ленинской я уже буду знать весь руководящий состав Жмеринки.

Олег опять посмотрел на Франца проницательным взглядом следователя.

— А разве это плохо? Когда-нибудь напишешь картину под названием “Жмеринская рада” или что-то другое в истинно украинском духе.

Франц заинтересованно посмотрел на Олега. Этот невысокого роста энергичный человек сформировался благодаря новой жизни. Независимость Украины все же способствовала переформированию украинского менталитета.

Тем временем Забаштанский поравнялся с ними, но останавливать машину не стал.

— Олег Анатольевич, молоко вы получите как договорились. Подробности дальнейшего сотрудничества обсудим на следующей неделе.

Он уехал. Мысан недовольно развел руками.

— Ну, вот, представить тебя по форме, к сожалению, не получилось. Но впереди масса времени и нереализованных возможностей.

На повороте с улицы Ленинской в переулок Февральский Франц попросил Олега и Наташу остановиться.

— Вон в том домике возле школы после революции 1917 года проживали мои родственники по материнской линии. Именно в этом домике проживала семья Караванских. Сейчас мало кто помнит, а ведь мои родные здесь прятали военно — пленных, которых моя мать выпрашивала с подругой в фашистском лагере. В начале войны такое было возможно. Также в этом домике скрывался винницкий еврей Илья Райс, выдавая себя за железнодорожника Виктора Паламарчука. Один донос и семья, из шести человек, двое из которых были дети, пошла бы под расстрел. Все забывается. Только Бог и время всесильны на этой земле. Кстати, о Создателе. Когда в годы Великой Отечественной войны фашисты разрушили жмеринскую церковь, мой дед по отцовской линии, будучи церковным старостой, получил разрешение переместить церковь в свой дом. Так что, исходя из заслуг моих предков, я имею право жить и творить в этом городе.