Василий Веденеев - Глаз ведьмы

— В Солнечногорске, — проклиная в душе собственную слабость, просипел Тарасов, жадно хватая воздух широко открытым ртом. Он пил его как самое хмельное и прекрасное вино на свете!

— Серега к ней поехал?

— Не знаю! Он не говорил.

— Адрес где?

— Он взял записку. И потом ушел.

— Улицу помнишь?

Славик чувствовал себя Иудой, но боялся солгать этим страшным людям и хотел теперь лишь одного: никогда более в жизни не видеть ни этих незваных гостей, непонятным образом проникших в его квартиру, ни Сергея, которого он, спасая себя, малодушно предал. Пусть все отвалят и оставят его в покое! Он не герой и не боец, он пишет песенки для детей и не способен на борьбу, свершения и подвиги! Есть же на свете люди, которые на это не способны, вот он один из них!

Презирая себя, он назвал улицу, и тут страшная петля вдруг затянулась еще туже, и Тарасов попытался схватиться за нее руками, чтобы вдохнуть хотя бы еще раз, но свалился с табурета и, несколько раз дернувшись, затих.

— Все? — парень в пестрой рубахе допил чай, взял со стола салфетку и аккуратно завернул в нее чашку. — По дороге где-нибудь выброшу. Ну, пошли?

— Теперь в Солнечногорск? — перешагнув через тело Славика, спросил удавивший хозяина гость.

— Как прикажут, — усмехнулся «боксер»…

«Слухач», сидевший в машине с потушенными огнями, продиктовал адрес, снял наушники и устало сказал:

— Они его кончили. Наверное, задушили. У каждого Моцарта свой Сальери.

— Мы тоже в Солнечногорск? — не обратив на его сообщение никакого внимания, словно это было абсолютно несущественное замечание, поинтересовался «снайпер».

— Свяжись с Бормотухой, — посоветовал водитель. — Кажется, у нас одна группа болтается неподалеку от Каланчевки? Оттуда до трех вокзалов рукой подать, может, перехватят парня?

Прежде чем выйти из дома, Аркадий посмотрел в окно — черная «Волга» с блестящей антенной радиотелефона уже стояла у подъезда. Вот только номеров ее не разглядеть. Но, с другой стороны, чья это еще может быть машина, если не из управления? И он, пообещав жене звонить, захлопнул дверь и быстро сбежал вниз по лестнице.

На первом этаже ждали лифта трое незнакомых парней. Когда Пылаев проходил мимо, они неожиданно набросились на него и умело скрутили, не дав достать оружие и даже не позволив оказать ни малейшего сопротивления. На запястьях защелкнулись наручники, Аркадия выволокли из подъезда и сунули головой вперед в предупредительно открывшуюся дверь «Волги».

Парни тоже втиснулись в салон, и машина рванула, набрав приличную скорость.

— В чем дело? — хрипло спросил Пылаев, но ему никто не ответил.

Кто эти люди, почему они на него напали, что им нужно? Странно, но они даже не отобрали у него оружие, хотя по сноровке, с какой они действовали, безошибочно узнаешь выучку спецслужб. Уж не тайных ли поводырей это происки?

Минут тридцать ехали молча. Аркадий просто-таки отупел, перебирая в воспаленном мозгу всевозможные догадки и предположения. Несколько раз он вновь пытался задавать вопросы или завязать со своими конвоирами разговор, но они молчали, как глухонемые. Или им приказали доставить пленника в определенное место и на этом их функции кончались? Тогда куда его везут? И зачем?

Наконец водитель сбросил скорость и слегка притормозил, спросив у конвоиров:

— Тут нормально?

Один из парней чуть опустил стекло, посмотрел в щель и согласно кивнул:

— Сойдет. Пошли!

Аркадия вытащили из машины, и он с удивлением увидел, что сзади стоит его собственный «жигуленок» — покупать более дорогую и престижную машину запрети Павел Иванович, а Пылаев не посмел ослушаться.

Один из парней распахнул дверь, и пленника впихнули на заднее сиденье, а с боков его зажали конвоиры. Сидевший за рулем незнакомый мужчина обернулся и подал пластиковую дощечку с прикрепленным к ней листом бумаги и шариковую ручку.

— Возьми, — приказал один из конвоиров. — Пиши!

— Что писать? — Пылаев решил потянуть время: это никогда не мешает.

— Пиши так: простите меня, восклицательный знак, я запутался в долгах и не могу больше обманывать семью и товарищей по службе…

Аркадий отпихнул дощечку.

— Я не стану писать такое. Нашли идиота стряпать вам предсмертные записки. Свяжитесь с Павлом Ивановичем, он вам все объяснит!

— Ну, не хочешь, не надо, — убирая дощечку, миролюбиво заметил водитель. — А с Павлом Иванычем ты скоро увидишься.

От этих слов Пылаеву стало не по себе, и он рванулся с отчаянным криком, похожим на яростный и злобный стон смертельно раненного животного, уже не чающего выбраться из западни. Освободиться, любой ценой освободиться, пинать их ногами, бить головой, рвать зубами, только бы вывалиться из «жигулей» и кинуться бежать — прочь от тех, кто заставляет писать записки, леденящие душу могильным сквозняком.

Вырваться, а браслеты он уж как-нибудь снимет, все их секреты и немудреная конструкция известны ему не хуже, чем отпетому зеку. А под мышкой, не отобранный незнакомцами, пригрелся пистолет с уже загнанным в ствол патроном: начни нажимать на курок, и девять душ отправятся на небо или в Склиф — это уж как прицелишься.

Загонять лишний патрон в ствол, а потом дополнять обойму Пылаев научился у Серова, и мелькнувшее воспоминание о нем отчего-то больно царапнуло душу и, как ни странно, заставило испытать странное чувство, похожее на раскаяние, — ведь именно благодаря Аркадию у Сергея одна за другой начались неприятности весьма серьезного свойства. Да разве только у него? А все Пал Иваныч…

— Да перестань ты, зараза! — один из конвоиров, устав отбиваться от пытавшегося освободиться Пылаева, захватил его шею удушающим захватом, а другой безжалостно врезал рукоятью пистолета по затылку пленника.

Аркадий обмяк, как тряпичная кукла, уронил голову на грудь и съехал на сиденье вниз. Сердито сопевший конвоир спрятал пистолет в кобуру и осклабился:

— Почуял, видно?

— Обычный всплеск, — зевнул водитель и передал назад бутылку водки. — Адреналин ударил в кровь, вот мальчик и попробовал порезвиться. Угостите его, может, заговорит?

Пылаева устроили поудобнее, разжали ему челюсти и начали лить в рот спиртное. Пленник судорожно глотнул несколько раз, потом открыл мутные глаза и замычал, пытаясь увернуться от льющейся в рот струйки, но ему зажали голову и заставили глотать, пока не влили почти всю бутылку.

Один из мучителей сунул в рот Аркадию прикуренную сигарету, и Пылаев жадно затянулся, ощущая, как хмельной туман медленно расползается по мозгам, ослабляя волю и обманывая стоявшие настороже контрольные центры — пьяному море по колено! Интересно, они будут накачивать его еще?

— Покурил? — окурок выдернули из губ и поднесли ко рту маленький бутербродик. — Закуси. Кусай, не бойся.