Олег Алякринский - Облава

— Не знаю, стоит ли рассказывать… Меня хотят скомпрометировать в глазах… начальства. А тут я еще позвонил в Москву и выяснил, что убит Львов и моя секретарша Алла Петровна… попала под машину.

Сержант невесело усмехнулся:

— И после этого вы, Николай Николаевич, говорите, что не можете уехать. Неужели вам не ясно, что в сложившейся ситуации вам как раз надо срочно возвращаться в Россию. Еще неизвестно, какие новые сюрпризы вам в гостеприимном Франкфурте уготованы, если вы тут задержитесь…

Степан посмотрел на стальную спину хмурого немца, который продолжал болтать с барменом, и вновь ухмыльнулся.

— Видите вон того мужчину возле стойки?

Меркуленко грузно повернулся и глянул в указанном направлении.

— Ну и?..

— Это ваша охрана?

— Какая охрана? — дернул головой Меркуленко. — Мне не положено охраны. Никакой охраны у меня нет. С чего вы взяли?

— Ага. Ну вот видите, значит, к вам хвост привязали. Хватит на него смотреть. А та негритянка в красном? Вы ее тоже видите в первый раз? Не надо оборачиваться! Пиво пейте! Сделаем вот что.

Сержант закурил, выпустил струйку дыма и тихо продолжал:

— Я сейчас допью свой «Хайнекен», а вы пока идите в туалет. Но не здесь, в баре, а в вестибюле. Как выйдете отсюда — сверните направо. Я чуть позже к вам присоединюсь. Войдите в первую кабинку от двери. Смотрите не перепутайте, чтобы я вас там не искал. И главное, ничему не удивляйтесь!

Поднявшись из-за стола, Меркуленко вышел из бара. Сержант с удовлетворением отметил, что стальной костюм сполз с высокого табурета и торопливо проследовал к выходу. Так и есть — топтун. Сейчас малейшая ошибка исключалась. Надо действовать четко и наверняка.

И сразу же кровь прилила к голове, в правом виске горячо застучала жилка. Он замял недокуренную сигарету в пепельнице и, чувствуя озноб от волнения, неторопливо последовал следом за Меркуленко и хмурым немцем. Или не немцем? Вряд ли провокация, о которой упомянул Меркуленко, была делом рук аборигенов. Немцам — немецкое, а русским — русское. «Это вам не Дрезден!» — вспомнил он в сердцах брошенные тем мужиком слова около лифта. Почему Дрезден? Почему он вспомнил Дрезден? Не потому ли, что работал там в резидентуре гэбэ?

Сержант, криво усмехаясь собственным мыслям, прошел в туалет. В туалете, кроме хмурого, не было никого. Хмурый неторопливо причесывался. В груди, как кулак, ударило сердце, втянулось и ударило опять — и затем пошло равномерно выталкивать кровь.

Мимо сверкающих белизной фаянсовых раковин с рулонами бумажных полотенец возле каждой Сержант прошел к кабинкам. В первой из них должен был притаиться Меркуленко. Поравнявшись с серой, отливающей стальным блеском, спиной, он резко развернулся и ребром ладони с размаха ударил хмурого дрезденца по длинной жилистой шее.

Удар получился сильный и прицельный, но хмурый в последний момент быстро втянул голову в плечи, и вместо того, чтобы попасть точно под ухо, заблокировав сонную артерию, ребро ладони сухо ткнулось в черепную коробку. Развернувшись, дрезденец захрипел и стал сыпать ругательствами, половину из которых Сержант не понял. «Нет, все-таки не русский, немец», — пронеслось у Степана в голове. И тут немец набросился на обидчика. Тот пригнулся, и кулак просвистел над головой, лишь слегка задев макушку.

В общем, тихо избавиться от топтуна Сержанту не удалось. Более того, с каждой секундой немец приходил в себя и наливался яростью. Не прекращая ругаться, он напирал все активнее, и удары его становились все ощутимее. Степан почувствовал, что пару раз костистый кулак достиг цели, и его левое веко налилось горячей тяжестью… Хуже всего, что их драку могли услышать охранники в вестибюле и вызвать полицию. А это уж точно не входило в его планы.

Краешком глаза он заметил, что дверь кабинки приоткрылась и из-за нее показалось посеревшее от страха мясистое лицо Меркуленко. Не каждый день чиновник его статуса, пребывающий в особом, почти не соприкасающемся с живой жизнью, мире, сталкивается с жестокой реальностью. И может быть, такую ожесточенную схватку двух сильных мужчин он видел только в кино или во сне — и никогда наяву.

В какой-то момент Сержанту удалось перехитрить противника, заставить его раскрыться — и локтем попасть точно в зубы. Услыхав характерный треск сломанных зубов, Сержант вошел в раж, и упоение примитивной дракой полностью завладело им. Это тебе не из снайперской винтовки с пятисот метров шмалять, не входя с врагом в контакт. В мордобитии есть своя прелесть!

Немец отлетел к кабинкам, сквозь окровавленные губы выплевывая звуки боли или ярости. Но о том, чтобы сдаться, речи не могло и быть, — он просто собирал силы.

— Николай Николаевич! — рявкнул Сержант. — Ждите меня на улице, в скверике возле отеля. Сейчас я с этим фрицем закончу дискутировать про Шиллера и Гете и мы с вами рванем в аэропорт!

Меркуленко дважды просить не пришлось. Он метнулся к двери, выскользнул из туалета и, тяжело дыша, остановился, огляделся. В вестибюле было пусто. В дальнем конце, недалеко от вращающихся дверей, виднелась фигура бессонного швейцара. Ночной портье за стойкой вполголоса разговаривал по телефону. Меркуленко быстро двинулся к дверям, вошел в тихо шуршащий стеклянный стакан, вышел на улицу и остановился. Швейцар, не слышавший шагов и только сейчас заметивший русского гостя, вытянулся по струнке, словно часовой при виде офицера.

Меркуленко слегка дрожащей рукой вытащил сигарету. Швейцар ловко протянул ему огонек зажигалки:

— Хорошая ночь, герр Меркуленко!

Николай Николаевич испуганно встрепенулся: откуда ему известна его фамилия? Конечно, его здесь знают. И не только потому, что он занимает дорогой номер. Может быть, и по другим причинам, подозрительно подумал Меркуленко.

Огни в кромешной ночи стали ярче, тени резче. В каждой чернильной тени под деревьями и в углах домов прятались ищейки, оптические прицелы зеленовато мерцали, затворы клацали, и пули нетерпеливо ерзали в канале ствола. Меркуленко встряхнул головой, прогоняя все страхи, и представил себе, что сейчас творится в туалете: вот немец, отлипнув от кафельной стены, бросается на Пирожкова…

…Немец, отлипнув от кафельной стены, с ревом кинулся на крепыша-блондина, в прыжке отведя кулак для решающего удара. В последний момент Сержант снова пригнулся, теперь уже метя головой в живот противнику. Он попал — и очень удачно: немец сложился пополам, потерял равновесие, так что оставалось только взять его на бедро — как исполняется силовой прием в хоккее — и, используя инерцию броска, швырнуть того на спину.

Взмыв почти под самый потолок, немец пролетел помещение туалета и, впечатавшись в стену, сполз на пол. Сержант бросился к нему, чтобы закрепить успех, нагнулся, но противник как-то очень ловко сумел перевернуться, сгруппироваться и, выбросив ботинок вперед, попал по коленной чашечке.