Олег Алякринский - Гастролер

— Лучше не рисковать, — услышал он тихий голос Решета, — мочи его прямо здесь.

— Да ну, — возразил голос Гурьяна. — Он хоть и хлипкий, но чего корячиться, и так дойдет. До моря-то с полкилометра будет.

— Не ной! — оборвал его Решето. — Кто-нибудь обязательно увидит. Обязательно найдется какой-нибудь мудила, который сейчас на бережку сидит, пялится. Увидит мешок о двух ногах, капнет ментам. Лучше не рисковать, — жестко повторил он. — А на лодке с тобой Кривой поедет.

В ту же секунду Медведь понял, что сейчас произойдет непоправимое и все для него закончится. И верно — на голову ему обрушился тяжелый удар, и уже во второй раз за последние минуты он потерял сознание.

Очнулся он, когда новый удар обжег ребра. Медведь, ловя губами воздух, понял, что его швырнули на дно лодки, и он боком вмялся во что-то твердое, вроде как железяку. Не иначе якорь… Его отпихнули ногой, потом невидимые руки схватили его и оттянули в сторону. Кривой — а это был он — удивленно вскрикнул совсем рядом:

— Да эта падла меня порезала! Гурьян, у него нож, бля буду!

Медведь еще не пришел в себя и не сразу оценил последствия того, что произошло. Ему наступили на голову, кто-то сел на ноги, невидимый якорь снова впился ему в ребра. Мешковина была тут же вспорота, нож обнаружен, вырван у него из руки вместе с последней надеждой.

Мешок тоже сорвали. Над головой качалось небо, крупные звезды выглядывали сквозь толстые светло-сизые облака. Медведь, изогнувшись всем телом, чтобы хоть немного избавиться от этой железки, что продолжала раздавливать ему ребра, изо всех сил ударил ногами по ближайшему темному силуэту.

— А ты, сука такая! — приглушенно, но яростно взвыл Гурьян. На Медведя посыпался новый град ударов. Из-за возникшей потасовки лодка качалась как на штормовых волнах. — Я же говорил, Кривой, этого фраера надо было сразу мочить, что мы с ним нянькаемся?

Медведь понимал, что сейчас, возможно, только шум остался у него в арсенале, только шум может помочь ему спастись. А вдруг услышит кто-нибудь на берегу? И потому он продолжал громко выкрикивать угрозы.

Чья-то грязная ладонь попыталась зажать ему рот, потом вонючие пальцы стали рвать ему губы. И когда Медведь непроизвольно открыл рот, туда стали запихивать масляную тряпку. После этого он почувствовал, как к ногам привязывают что-то тяжелое.

А потом его снова били, но боли он уже не чувствовал. Просто терпел, ждал и на что-то надеялся.

Качка усилилась. Выглянула луна, осветив ненадолго все вокруг: и внутренность лодки, и обоих его палачей, неумело взмахивающих длинными тяжелыми веслами.

На веслах сидели в затылок двое — Кривой и Гурьян, гребли без особого напряжения, но лодка упорно продвигалась в открытое море. Не терпелось, гадам, побыстрее отправить Медведя с его мертвыми подельниками к рыбам. Волнение на море между тем все больше усиливалось, лодку качало все сильнее и сильнее.

В свете луны Медведь разглядел, что конец веревки, опутавший его лодыжки, был привязан к ушку небольшого бетонного блока. Килограмм на сорок — пятьдесят веса. Значит, это грузило и утянет его на дно? С таким грузом не вынырнуть даже и с развязанными руками.

Конечно, никакой надежды выплыть с этой бетонной чушкой нет. Медведь представил себе, как будет извиваться, медленно погружаясь на дно, пока не задохнется, пока не погаснет его сознание. И невольно захрипел от бессильной ярости и ненависти. Сидящий рядом от него на веслах Кривой, услышав это хрипение, не переставая грести, лягнул его ногой, потом бросил весла и повернулся к Гурьяну:

— Чего мы корячимся, как мудаки? Давай его прямо тут сбросим, и вся недолга.

— Греби давай, — крикнул Гурьян. — Еще рано. Помнишь, Решето что сказал? Ты же знаешь, какая здесь глубина — всего ничего, по шейку, и только. Отплывем подальше, еще метров сто. Там сразу впадина начинается, туда его в пучину и кинем. А тут его за два дня найдут, потом делов не оберешься.

Двое вновь налегли на весла. Чем ближе была невидимая черта, отделявшая Медведя от неминуемой гибели, тем все больше охватывало его лихорадочное отчаяние. Он искал хоть какой-то выход. Может, этих пидоров этим самым бетонным блоком да по башке: даже такая мысль пронеслась у него в голове. Медведь покрутил кистями рук и почувствовал, что запястья, стянутые второпях веревкой, чуть ослабли. Он незаметно стал ерзать, напрягаясь изо всех сил, с каждой секундой с надеждой ощущая, что руки освобождаются от пут. Неужели получилось?

От усилий не хватало воздуха, он тяжело дышал через нос, все время ощущая во рту мерзкий мазутный вкус тряпки, которую использовали его палачи вместо кляпа. Но теперь, когда он почувствовал, что его руки свободны, это было уже неважно. Теперь надо было выбрать момент для нападения, надо торопиться, надо сработать на опережение. Если прыгать за борт, то только сейчас. А уже там, в воде, попробовать освободиться от груза на ногах, и уж тогда эти чмыри ему не страшны.

Мысли в голове скакали со страшной скоростью. Медведю казалось, что он успевает передумать обо всем, пока Кривой делал всего лишь один-два взмаха веслами. Сам не замечая того, но Медведь уже инстинктивно, как хищник, подбирался к врагу, готовясь к смертельной схватке. Он подогнул ноги под себя, насколько хватило веревки. Теперь надо вскочить и, на ходу подхватив бетонный блок, нырять. А там помогай бог…

В этот момент скользкая луна вновь вынырнула из-за туч, — и все разом осветилось. Брызги, слетая с весел, сверкали в лунном свете.

— К нам, что ли? — вдруг встревоженно выкрикнул Кривой. — Этого еще не хватало! Гурьян, че делать?

— Заткнись! Сам вижу. Давай еще пару гребков, и будем на глубине. Успеем, не видишь, что ли?

Медведь, не понимая, отчего они так встревожились, уловил лишь, что речь идет о приближающемся фарватере. И вдруг осознал, что ждать больше нельзя. Промедлить сейчас — значит умереть. С громким криком вскочив на ноги, он подхватил бетонный груз и убедился, что веревка, соединяющая его щиколотку и бетонную дуру, достаточно длинна.

Лодку качнуло. Медведь с неимоверным усилием ослабевшими руками подхватил тяжеленный блок и с размаху обрушил его острой бетонной гранью на затылок Кривого. Он ясно увидел, как каменный клин вошел в голову, дробя черепную кость, как оттуда выплеснулась кроваво-белесая жижа… Медведь вырвал камень из кровавого месива и, не дожидаясь, когда второй из его палачей нанесет ему удар, спрыгнул с борта лодки в черную морскую воду.

Море сомкнулось у него над головой, и он не услышал шум мотора, лишь, падая в воду, краем глаза на миг увидел свет от яркого фонаря, — и тут же мрак и тишина морской воды окутали его.

Сначала он шел ко дну, мысленно готовясь к самому страшному. Но сдаваться не собирался. Он лихорадочно пытался развязать тугой узел на ногах. Натянутая веревка сдавливала лодыжку и тянула, тянула книзу… А узел все никак не поддавался. Пальцы израненной руки вообще не слушались.