Олег Алякринский - Большой шмон

В какой-то момент этой долгой бессонной ночи он ощутил неимоверную усталость от бесчисленных беспощадно жестоких сюрпризов судьбы, которая раз за разом заставляла его делать мучительный выбор между жизнью и смертью, причем этот выбор всегда оказывался не только его личным выбором, но и выбором для других людей, ему не чужих и не безразличных, людей, которые ему доверяли и его любили и которых любил он. Жена Светлана, погибшая от взрыва бомбы, предназначавшейся ему… Его возлюбленная, дочь Егора Нестеренко Вика, убитая теми, кого послали убить его… Лена Сорокина, побывавшая в аду волоколамской тюрьмы и застреленная в далеком Нью-Йорке… И вот сейчас Людмила, жизнь которой была в опасности.

А что он? Что может он сделать, будь он хоть трижды смотрящий России и хранитель многомиллиардного воровского общака, когда вот уже полгода сам он словно загнанный волк мечется в круге красных флажков и не знает, что уготовано ему завтра судьбой — автоматная очередь в спину, холодный карцер без суда и следствия или дарованная высшей властью воля…

Сгорбившись за баранкой и пристально вглядываясь в сгустившуюся тьму, рассекаемую двумя снопами света от фар, Лешка Скороходов вел «гранд-чероки» по неосвещенным ухабистым дорогам, намеренно оставив в стороне широкую трассу Коровинского шоссе, чтобы кружным путем, лишний раз не попадаясь на глаза ментам-гибэдэдэшникам, пересечь МКАД и там уже, объездными маршрутами, добраться до Долгопрудного и, юркнув в лабиринт темных переулочков подмосковного городка, доехать до своего двухэтажного барака, где они с Мишаней снимали двухкомнатную квартирку на первом этаже. Физиономия у Лешки горела и ныла. Разбито было все: губы, нос, брови. Глаза заплыли так, что он с трудом всматривался в ночную дорогу. Скороходов, превозмогая боль, промыл раны газированной водой, остановившись на неосвещенной обочине.

На заднем сиденье джипа тяжело дышал Витька Хорек. Он с ненавистью зыркал на неподвижно лежащую у него под ногами пленницу — бабу, которую он в завязавшейся в машине драке умудрился оглушить по башке рукояткой пистолета.

— Мишаня, получается, там остался? — раздраженно обратился Хорек к своему подельнику за рулем.

Лешка молча кивнул, облизнув разбитые губы.

— Не к добру это, — продолжил нервным голосом Витек и в бессильной ярости снова ударил бабу носком башмака в бок. Но та даже не шевельнулась: видать, была в полной отключке.

Витька глянул в окно. Вдали замаячила двойная цепочка оранжевых огней — МКАД! Надо поскорее проскочить дорожную развязку и забуриться в дальний угол Подмосковья, где количество патрульных машин и пунктов ДПС сводится к нулю, где можно отлежаться на хазе.

— Леш, — снова позвал Витька, — как думаешь, Мишаня сможет оттуда спалить или ему кранты? Я едва успел выскочить из этой гребаной квартирки, даже не разглядел, что с ним. Но, кажись, этот чернявый его долбанул крепко. Вряд ли после такого удара поднимаются сразу. Но если они его там взяли и начнут ставить на попа — как бы он всю информацию и не слил…

— Не, — мотнул башкой Скороход, — Мишаня не сболтнет. Он стойкий. Я видел, как он сигарету на груди гасит. Ты лучше, Витек, решай по-быстрому, что с этой курвой делать. Может, просто грохнуть? Или у тебя виды на нее имеются? В квартиру ее опасно, соседи и так уже на нас с Мишаней косо глядят. Мы туда уже столько баб переводили да перетрахали, они там столько крику понаделали, что мы уже у всех на особом счету. Ежели соседи что заподозрят — точно в ментуру стуканут.

Витька и сам пока не знал, что делать с пленницей. Урусов с самого начала ему сказал, что не будет сильно огорчаться, если по ходу выполнения операции у Витька возникнут издержки производства: лес рубят — щепки летят. Ну так, может, мочкануть эту бабу — и все дела, выкинуть на трассу — вот и кобыле легче. А может, заняться с ней чтением «Камасутры» на ночь… Но об этом Витька сейчас как-то думать не мог — голова была занята совсем другими заботами.

Он снова вспомнил короткую ожесточенную схватку на восьмом этаже.

Опять бросил короткий взгляд на скрючившуюся на полу бабу. Когда Витька уже заволок ее в машину, она опять начала вырываться, хорошо он ей крепко глотку сжал — а то бы, сучара, такой ор подняла, что весь дом на балконы сбежался бы… Все бы сразу машину засекли. А потом, чувствуя, что баба все ж таки норовит вывернуться из его цепких объятий, он ребром ладони снова врезал ей по шее да рукояткой пистолета по черепушке добавил, так что. та сразу обмякла, затихла, и он уж было подумал, что сгоряча пришиб эту заразу невзначай… Но ничего, очухалась, курва, дышит, грудастая, на полу у заднего сиденья…

Так что же с ней теперь делать, коли задание-то он не выполнил? Можно сказать, все вышло строго наоборот — завалил он дело.

— Подъезжаем, — глухо бросил Лешка, не оглядываясь. — Решил, куда деваху девать?

Витька нервно обтер потное лицо ладонью и скомандовал:

— А давай-ка, Лех, пока ее все же у тебя подержим? Ночью с ней побалуемся, а завтра с утра решим… Я посоветуюсь… Да оно ведь и утро вечера мудренее.

— Ладно, до утра, но не позже, — раздраженно согласился Лешка. — А то как бы мне самому не пришлось делать пластическую операцию и рвать когти с насиженного места!

— Теперь, Леха, тебе пластическая операция не нужна, — мрачно пошутил Хорек. — Ты посмотри на свою расквашенную рожу: тебя теперь и так никто не узнает.

Через полчаса Витька, как и договаривались, вышел на связь с генералом Урусовым. Мобильник мента долго не отвечал, посылая в пространство длинные беспомощные гудки. Наконец Урусов ответил.

— Это я, — севшим от волнения голосом зашипел Витька. — Тут такие дела… С клиентом не удалось разобраться. Ушел. Их оказалось там двое. Я один не справился. Но его баба у меня.

— Ах ты, тварь! Ты что же мне, сука, все запорол, вместо того чтобы дело сделать как положено.

Дальше Витька выслушал длиннющую, минут в пять, матерную тираду генерала Урусова. В конце концов генерал выговорился, напоследок в деталях объяснив Хорьку, как конкретно его будут зэки резать на куски. Потом в трубке царило долгое молчание. После чего, видимо успокоившись, генерал стал давать этому самозванцу новые инструкции.

Урусов тоже согласился с тем, что на бабу Варяг клюнет стопроцентно. Прикасаться к ней запретил. Куда и как заманить смотрящего, решили обсудить с утра. Связь отключилась, и Витька Хорек впервые за весь вечер вздохнул с облегчением. Все ж таки свет в окне еще брезжил. Все ж таки ему пока фартит, ну хоть и самую малость.

— Значит, так, Скороход, — закончив разговор, заявил он своему подельнику. — Бабу запираем у тебя в квартире. Бережем как зеницу ока, как целку, понял? Заказчик, — он мотнул головой на мобилу, — говорит, что эта баба теперь вроде как подсадная утка. Так что мы еще поохотимся! Будет еще и на нашей улице праздник! Жаль, трахнуть ее нельзя, а то я уже навострился.