Олег Алякринский - Клятва на верность

Как-то совершенно незаметно руководство битвой перешло к одному из самых молодых здесь — к Владиславу Смурову. На Варяга теперь было обращено все внимание, когда два бойца кинулись к нему, размахивая дубинками. Оказывается, они сделали отвлекающий маневр: в этот момент страшный удар по плечу заставил его выронить заточку. Рука сразу онемела и повисла как плеть. Варяг не успел повернуться, как новый, еще более сильный удар — уже по ногам — свалил его. Он упал на четвереньки и, прежде чем смог прийти в себя и найти силы сопротивляться, получил мощный удар сапогом в подбородок.

Этот удар прояснил сознание, но одновременно и оглушил. Казалось, он стал все воспринимать более четко, видел, что почти все зэки лежат побежденные, что над ним трудятся четыре янычара, что скоро и он потеряет сознание и что битва проиграна, хотя боли он не чувствует.

Так все и осталось у него в памяти: то, что успел увидеть, прежде чем окончательно потерял сознание, — лежащие тела, кровь на полу и стенах, вопящий и скулящий спецназовец, и сам он — свернувшийся в клубок измочаленный зэк, бывший человек, а сейчас просто замордованный зверь, не желавший по дешевке отдавать свою жизнь. И это было последнее, что он смог увидеть и осознать.

…Но что было делать с найденным в записной книжке убитого знакомым телефоном, Степан ума не мог приложить. Конечно, он на всякий случай позвонил, совершенно не надеясь на успех. И точно: механический женский голос объявил, что «номер временно блокирован»… А как же! Где теперь искать этого Леньку Кравцова — дай времени у него не было.

Сержант вырулил на шоссе и понесся обратно. Чижевский сказал, что повез раненого Владислава в госпиталь Главспецстроя — надо туда! Он вспомнил встревоженный, срывающийся от волнения голос Чижевского: н-да, уж раз бравого Валерьяныча такой мандраж охватил, значит, дело плохо…

И он пустил свою «хонду» на волю, вдавив педаль газа до упора — стрелка спидометра медленно ползла к отметке «180». Не хватало только сейчас напороться на гибэдэдэшника в кустах. Он вспомнил, что надо бы поднять по тревоге «тройку нападения» Чижевского — трех бывших военных разведчиков, не раз выполнявших самые сложные и ответственные задания Варяга, причем нередко при его, Сержанта, участии. Сейчас их помощь была просто необходима. Найти Леньку Кравцова в Москве или в Московской области — задача была для одного Степана неподъемная. Если к тому же учесть, что этот самый Ленька, может быть, давно уже гниет в сырой земле. Или непричастен к сегодняшнему расстрелу на Ленинградском шоссе.

В любом случае нужно было разыскать Абрамова, Лебедева и Усманова. И Сержант, зубами вытянув антенку мобильного и левой рукой вцепившись в слегка вибрирующий руль, нажал семь кнопок…

Все-таки янычары победили. Варяг, теряя сознание от мощного удара, успел заметить, как еще один нападавший получил удар по голове прутом. И это было последнее, что он различил.

Через пару часов вместе с охранниками пришел врач. Серьезных ранений на этот раз не было. Кости оказались целы у всех. Шустро двигаясь на толстых кривых ногах, врач раздал какие-то таблетки, ушел. Все молча, словно ветеринар обиходил животных.

Однако таблетки помогли. Так как лежать не запрещалось, все валялись на своих койках, обменивались впечатлениями. Пришли к выводу, что бой ими выигран вчистую. Не важно, что все валялись без памяти. Главное, что не сдались. Не позволили забить себя до смерти. И пусть знают, что так же будет и впредь.

Да, все ершились, но в душе понимали, что долго они не выдержат. Да, все чувствовали себя победителями, но ведь, очнувшись, уже не нашли прутьев от кроватных спинок. И заточка Варяга исчезла, словно не была. Делать, однако, было нечего. Все с наигранной беспечностью и с тщательно скрываемой тревогой ждали нового появления камуфляжников в масках, не хотели этого, но и не боялись.

А так лежали тихо, и каждый вспоминал про себя все, что слышал о такого рода тюрьмах. Рассказывали, что, бывало, на каком-то заключенном отрабатывали отдельные удары. А ну как у кого-то не получался апперкот. Вызывали зэка, заставляли стоять навытяжку, а эта дрянь молотит. А бывает (но это уже со смертниками, успокаивали сами себя, с теми, у кого вышак), выводят один на один с голыми руками или дают ножи, и вот, мол, надо биться, сколько сможешь. Ты одолеешь эту пятнистую суку, — смерть ошиблась, может подождать, возьмет тебя в следующий раз. Потому что следующий раз неизбежен. «Да, — говорит кто-то, — иной раз так держатся несколько недель, если хорошо дерешься. Вон как Варяг. Варяг продержится, а нам бы сразу каюк». «Хотя неизвестно, что лучше, — добавлял кто-то разумный, — сразу коньки отдать или вот так мучиться со все новыми и новыми».

— Что это мы, братва, скисли? — не выдержал этой затянувшейся игры в молчанку Варяг. — Все будет тики-так, не дрейфь.

Ему никто не ответил. Ждали самого худшего. В обед принесли баланду, хлеб. И ужин, как обычно. Было спокойно, но всё равно ждали. После отбоя уже стали засыпать, как вдруг загремело, застучало, забегало. Ворвались вертухаи, заставили одеться, выгнали на двор. Было холодно, темное небо, прожекторы заливали все жидким светом, моросил, шелестя, слепой дождь, лаяли сторожевые псы, несколько сот человек оставались так стоять почему-то долго, до бессмысленно позднего часа. Из гущи построенных колоннами зэков начали раздаваться нелестные отзывы в адрес администрации.

Потом началось что-то невообразимое. Сначала всюду стали рваться взрывы, вспышки оглушали и ослепляли. Пока разобрались, что это не гранаты, а просто световые и звуковые взрывпакеты, началась уже паника. Сразу со всех сторон в толпу вклинились отряды солдат со щитами, теснили, били дубинками, офицеры стреляли в воздух. Кто посообразительней, те сразу догадались, что спецназ отрабатывает на них операцию по усмирению бунтующей зоны. Может быть, просто усмирение мятежной гражданской толпы. От понимания этого, правда, было не легче. Но уже можно было не бояться, что просто убьют.

Но когда и Варяг сообразил, что здесь происходит, его охватила такая злоба, такая злоба!.. Вновь получил удар по голове, упал. Увидел вдруг совсем близко темную фигуру со щитом. Дождался, пока та не переступит его, вцепился в ногу, повалил и тут уж дал волю себе.

Вероятно, двор колонии только казался охваченным паникой. Наверное, кто-то внимательно следил за ходом учения. Только этим Варяг мог объяснить себе то, что после всего его не отвели в камеру к братве, а поместили в одиночку. Наверное, заметили, как он сцепился со спецназовцем.

Сквозь толстые стены не доходили звуки. Он лег на кровать и быстро уснул. Утром по подъему проснулся. Потом завтрак. Он уже догадывался, что его ожидает. Но все еще надеялся, что ошибается.