Олег Алякринский - Клятва на верность

Полковник Артамонов перевернул лист и громко сказал: «Аминь! Предтеча в мир явился». Ему все это чтение порядком надоело. Он просмотрел еще несколько листов. «Ну что сказать по твоему поводу, Варяг? Парень ты, видно, незаурядный. Для общества пропал, быть тебе королем швали, будешь жрать в помойке, но самые лучшие объедки. А вот в нашем бы мире ты далеко пошел. Воля, ум, английский вот знаешь… В общих чертах понятно, почему тобой заинтересовался Калистраша из кагэбэша… Гм, фотография… На свободе, видать… Вот ты какой. Хорошее лицо, очень, очень… Вот глаза странные… пристальные, тяжелые глаза. Где тебя учили так непринужденно держаться… в зоне, разумеется… Любопытный экземплярчик…»

Артамонов встал из-за стола и прошелся по темному кабинету. Круг света от настольной лампы одиноким островком затерялся на столе. Полковник отогнул плотную оконную штору: шел легкий снежок, от фонарей все так и искрилось на улице. Он поспешно задернул штору.

Что-то его беспокоило, что-то не давало покоя, что-то встревожило… Что-то есть в этой папке, за что можно зацепиться… Не мог же Калистраша просто так выйти на этого Варяга. Что же это может быть? Ну-ка, еще раз. Детская колония, научился драться у чемпиона СССР по боксу… Убил несколько человек и ушел от наказания… Организовал несколько бунтов… Постоянные карцеры… отрицала… Коронован заочно в Воркуте на сходняке… Сейчас ему двадцать четыре… Через две недели освободится подчистую… Вдруг осенило: двадцать четыре! А коронован два года назад, в восьмидесятом. Значит, тогда ему было двадцать два. В двадцать два года стать вором в законе! Такую власть получить — и в двадцать два года! Что же с тобой парень будет потом, когда ты повзрослеешь? Нет, не получит тебя подполковник Калистратов, займемся мы лучше тобой сами.

Нужно незамедлительно позвонить Георгию Ивановичу..

В оптический прицел хорошо было видно лицо. Совсем молодой пацан, еще веснушки на розовых щечках. Ему бы коровам хвосты накручивать или по субботам на танцы ходить, девкам юбки задирать, а он на посту стоит, заброшенную могилу охраняет. Воротник расстегнут — виден грязный подворотничок. Шею не моет, что ли?

Солдатик сделал шаг в сторону — размазавшись, исчезло лицо из окуляра прицела, но тут же возникло новое,

такое же пацанячье. У этого пилотка сидела на голове раскорякой, не было рядом старшины или хотя бы дембеля, чтобы пинком в зад заставить его поправить головной убор.

До того, как попасть в зону, Мясник служил в десантных войсках, был сержантом и сейчас по давней, еще не изжитой привычке находил, к чему бы придраться. Оставив и этого, прицел неторопливо обвел всю могилу с простым деревянным крестом. Еще было в запасе несколько секунд, можно было оглядеться. Крест на могилу Фотона сбили из неструганых досок, видны были ржавые, грубо загнутые гвозди. Зато соорудили по всем правилам: восьмиконечный крест. Ну и верно, не звезду же водружать на могиле законника?

Теперь третий охранник. Этот явно старослужащий, видно по пригнанной форме, кожаному ремню и аккуратным усикам, над которыми, похоже, вертухайчик старательно трудится каждое утро. Вот с этого и начать.

Мясник оглянулся. Он лежал за валуном на холме, откуда было все как на ладони: и могила с усиленным караулом, и свои внизу. Варяг махнул снизу рукой: действуй, мол, пора. Крестик прицела аккуратно вернулся на чистый лоб дем-белька. Вдруг что-то так укусило в шею — света невзвидел. В этих печорских дебрях полно мелкой нечисти. От укуса насекомого Мясник разозлился всерьез. Быстро прицелившись, отжал хорошо настроенный курок; пуля попала точно в переносицу, отбросив красавчика дембеля к кресту.

Теперь следующий. Следующий растерянно смотрел на упавшего товарища: выпученные от удивления, ничего не понимающие глаза, окончательно съехавшая на уши пилотка… Так ничего и не понял: пуля попала ему в изумленный глаз, прошла в мозг и вышла с обратной стороны вместе с осколком черепной коробки.

А вот третий, которому свиней пасти, оказался самым смышленым. В окуляре прицела мелькали размазанные деревья, кусты, трава соседнего холма… Нашел наконец: петляя, словно заяц, бежал веснушчатый между деревьями… будто выполнял норму на спортплощадке… верткий, сволочь… попал. Этому влепил пулю в спину, конец.

Несколько секунд Мясник смотрел на дело рук своих, остался доволен, потом стал спускаться к своим. Те уже, побросав рюкзаки, шли к могиле. Впереди, широко шагая, двигался Варяг.

Встретились у могилы. Варяг осмотрелся. Оба убитых солдата валялись здесь же, один раскинулся навзничь, словно хотел обнять небо. Во лбу дыра. У другого, лежащего ничком, — дыра в затылке. Поискал глазами третьего, нашел метрах в десяти. Тоже наповал; с левой стороны, как раз против сердца, расплывается красное пятно.

— Закурим? — предложил Мясник.

Пятнадцать минут у них было. Потом надо было спешить к реке, где ждала моторка.

Затягиваясь, Варяг смотрел сквозь редколесье на тропинку, утоптанную сапогами солдат. Постоянный пост на могиле законного вора. Точно часовые у мавзолея в Москве. Мрачный юмор — ни дать ни взять. Начальник колонии отлично знал, что по воровскому закону новый коронованный законник должен дать клятву на могиле своего предшественника. Знал — поэтому и поставил здесь пост и приказал стрелять во всякого, кто захочет приблизиться к могиле Фотона.

Об этом по почте пришла малява, поэтому Варяг и решил добираться сюда, в печорские пущи, под видом геологов. В кармане у него было разрешение на въезд геологической партии с утвержденным маршрутом, который проходил недалеко от могилы. Вот только трех пацанов этих убивать ему совсем не хотелось — но выхода не было. Не Мясник бы их пристрелил — солдатики бы гостей точно положили, не усомнившись.

Жалко Фотона. Фотон был справедливый вор, именно он рекомендовал сходу Варяга, он многому научил, не жалея, делился своим опытом. А опыт жизни в лагерях у него был гигантский. Еще в сталинском ГУЛАГе он обрел свое место законника, и уже никогда его не терял. Да, нелегок бьит его путь к вершине. А свое диковинное погоняло Фотон получил уже после войны. Тогда шастали по зонам хмыри в штатском, велели заново писать анкеты. Фотон, тогда еще просто Папа Тамбовский, смеха ради написал в графе «профессия» — атомный физик. Как раз шумели тогда все об американских бомбах, которые два японских города сожгли дотла.

Написал — забыл. А потом: комиссия из Москвы нагрянула в ту зону, и по личному приказу министра Берии Папу Тамбовского доставили в столицу. Оказывается, искали осужденных физиков для производства собственной бомбы, а чтобы поменьше хлопот, собирали сведения прямо на местах по анкетам. Пока всё кумы не прояснили для себя, Папа Тамбовский полгода сытно ел й пил среди ученых, вносил свой посильный вклад в обороноспособность страны. После этого, в память о своем научном подвиге, он сменил погоняло и стал Фотоном.