Сергей Самаров - Бикфордов час

Установку активатора-взрывателя Абу Саид уже многократно успел «прогнать» в голове, и потому действовал точно и быстро, хотя не торопился. Особенно тщательно нужно было действовать при наложении шва. Взрыватель работал от силы натяжения нити. Причем мог одинаково сработать и при сильном натяжении, и при освобождении. При сильном рывке нить могла еще и порваться. Тогда тоже взрыватель неминуемо бы сработал. И обязательно должен был бы сработать, если нить просто обрежут. Тогда сразу освобождается пружина, и – все…

Руки от непривычного занятия и нервного напряжения слегка подрагивали. Майор Гризли заметил это.

– Может, я сделаю? – предложил он.

– Нет. Здесь все завязано на памяти тактильных ощущений. Я помню, с какой силой можно натягивать нить. Больше этого никто не помнит. Я с десяток раз повторил это перед выездом.

Голос молодого профессора звучал твердо, и потому Гризли больше ничего не предлагал. При этом турецкий майор понимал, что любые разговоры отвлекают и мешают выполнению точных действий, не позволяют сосредоточиться. И ничего не говорил.

Абу Саид справился…

И только после того, как застегнул последнюю пуговицу на куртке Ивана Наскокова, он понял, что действия отняли у него неимоверное количество сил. Настолько неимоверное количество, что пришлось неуверенно оглянуться, найти глазами стул, который мимоходом видел раньше, и сесть на него, опустить руки и расслабленно перевести дыхание. Напряжение стало уходить. Две минуты никто не беспокоил майора Хайята, потом майор Гризли поторопил:

– Пора уходить, профессор…

Он кивнул на дверь, и тут же в дверь выскочил рядовой Онуприк, приняв кивок за приказ.

– Стоять! – рявкнул в его спину Гризли, и укродиверсант послушно остановился уже за порогом. – Выходить будем только вместе.

Переведя дыхание, Абу Саид уложил в сумку все свои принадлежности, аккуратно поставил банку с остатками состава и кивнул Гризли:

– Я готов.

– Взрыв будет достаточным?

– Весь морг может на тот свет послать.

По крайней мере, так рассчитывал сам Абу Саид…

Обратный путь, хотя он нисколько не изменился, показался более коротким. Встать в полный рост диверсанты смогли только тогда, когда оказались рядом с полковником и другими. И почти сразу же стали возвращаться со своих постов «серые волки», страховавшие своего командира и его команду.

– Теперь осталось сделать самое сложное, – сказал полковник Василь.

– Самое сложное? – не понимая, переспросил Абу Саид. Он-то считал, что самую сложную работу выполнил он, и за это просто обязаны все его благодарить и нахваливать, как раньше нахваливали лейтенанта эль-Габари.

– Самое сложное для всех нас. А самое сложное в нашем деле – ждать. Это иногда бывает даже мучительно.

Абу Саид никогда не считал себя нетерпеливым человеком. И был уверен, что ждать он умеет. И потому воспринял слова полковника как шутку или неумелое и малоумное наставление. Кустов поблизости хватило на всех, чтобы спрятаться там и залечь в ожидании результата. Только подполковник группы украинских диверсантов что-то объяснил майору Гризли, Гризли сделал знак майору Хайяту и полковнику Василю, и вчетвером они вернулись на дорогу. Правда, перед этим Гризли на турецком языке отдал приказ своему помощнику из группы «серых волков».

По дороге украинец, саудовец и два турка прошли чуть дальше, туда, где дорога поднималась на небольшой холм. Там, рядом с дорогой, стоял большой двухэтажный кирпичный дом-коттедж. На звонок в калитку залаяли собаки, прибежали откуда-то со двора. Абу Саид с трепетом наблюдал, как во дворе, за кованой решеткой забора, метались два крепкогрудых и злобных ротвейлера, как брызгали слюной. Попасться в такую пасть никто не желал, и потому до появления хозяина дома войти во двор никто не попытался. Наконец хозяин появился. Окриками загнал собак в вольер. И только после этого открыл калитку. Хозяин ничего не спрашивал. Понятно было, что подполковник уже о чем-то с ним договорился. И согласно хозяйскому сухому, но вежливому жесту гости прошли в дом и вслед за хозяином сразу поднялись на второй этаж.

– Вот окно. А я пока внизу подожду. Что надо будет, зовите…

Фраза была сказана на украинском языке, и переводить ее специально для майора Хайята никто не стал. Необходимости особой не было, поскольку все и без того было понятно. Единственное, что заинтересовало Абу Саида, это непонятная эмблема на рукаве черной, военного образца куртки хозяина дома. Он не удержался и задал по этому поводу вопрос полковнику Василю. Вместо полковника, просто пожавшего плечами, ответил майор Гризли:

– Это эмблема «Правого сектора». Военизированная партия в современной Украине. Сильная организация, чем-то схожая по характеру с нашими «серыми волками».

– «Правый сектор», – подтвердил и подполковник, не уловивший смысла вопроса и смысла фразы Гризли, поскольку арабским языком он не владел, но название организации звучало на арабском так же, как на украинском, и он подтвердил, не зная, что подтверждает.

Из окна дома, расположенного на холме, было хорошо видно всю больницу. Там только один корпус из белого силикатного кирпича был двухэтажным. Подполковник объяснил, что это поликлиника, то есть отделение, где принимают больных до того, как отправить на лечение. Кого домой, кого в больничный комплекс. Все остальные строения, кроме морга, представляли собой типовые одноэтажные вытянутые бараки.

Гости сели у окна, стали ждать. Рядом с креслом украинского подполковника стоял пластиковый пакет, из которого подполковник вытащил свою трубку и переложил в карман. Значит, на территории поселка даже украинские диверсанты работали без связи. Как человек грамотный, Абу Саид знал, что такое биллинг, и знал, что оператор сотовой связи может определить, какие трубки присутствовали рядом с моргом больницы и неподалеку от взорванного и сгоревшего дома патологоанатома. Но это был эпизод, не оставленный без внимания только Абу Саидом. Другие были заняты ожиданием. А эпизод с трубками был всем понятен и не вызывал ни внимания, ни удивления. Но ждать тоже, как оказалось, нелегко. Это было даже странно – просто ждать, ничего не делая, и при этом напрягаться, нервничать. Кресла пододвинули ближе к окну. Потом снизу поднялась женщина в белом накрахмаленном переднике – типичная горничная, принесла на подносе чай и четыре чашки с блюдечками. На отдельном блюдечке лежали конфеты, хотя горничная принесла и сахарницу с сахаром. Но с сахаром чай пил только украинский подполковник. Пил, и у него на лбу выступали крупные капли пота. В доме было, конечно, жарко, но чай был не настолько горячий, чтобы от него вспотеть. Да и окно было открыто, и с улицы поступал прохладный воздух. Видимо, подполковник нервничал в ожидании результата такой серьезной операции. Впрочем, обвинять его никто не мог, поскольку нервничали все…