Алексей Петрухин - Клан душегубов

Страх меняет человека. Медленно, но навсегда.

Есть такие моменты – моменты принятия решения. Это как принятие решения в авиации – есть высота, на которой летчик должен решиться – либо сажать самолет, либо уйти на второй круг, чтобы повторить попытку. После этой высоты изменить уже ничего нельзя.

В молодости, признаюсь, волновался. Вот именно, от понимания, что после этой невидимой черты – изменить уже ничего нельзя. Не могу сказать, что сейчас чувство волнения полностью покинуло меня. Оно всегда рядом. Но важно, чтобы волнение было за спиной, а не перед глазами. Ты должен понимать, что принимаешь важное решение. Но, приняв его, должен уметь отбросить с определенного момента всю аналитику, все сомнения. Должен действовать неумолимо и точно, как меч самурая. Дзигоро Кано об этом говорил: «...прежде чем сделать первый шаг, чтобы войти на татами, хорошо подумай. Но не думай, прежде чем делать второй. Просто иди и победи».

Я не верю, что Вершинин с ними, и не верю, что он провоцирует меня. Нет, я по-прежнему это допускаю, потому что жизнь и эта работа убедили меня в том, что допускать нужно все. И все же я думаю, что должен сделать то, что предложил Вершинин, – разведку боем. Таким образом, окончательно проверю и гипотезу о способе трафика, предложенную Вершининым, и самого Вершинина.

А, чуть не забыл. В очередной раз проверю – и самого себя.

На бегу, уже на бегу, читаю несколько слов. Не могу себе отказать. Может быть, эта наивная жительница Сети и есть тот самый голос Вселенной, который хочет мне что-то подсказать? Надо быть внимательным даже к самым тихим и нелепым голосам. Так говорил не Дзигоро Кано. Так говорил мой собственный опыт.

Читаю.

Настенька to Охотник

Привет! Я хотела бы, чтобы ты мне ответил вот на такой вопрос – как правильно жить? Чтобы не по-идиотски? Не сомневаться ни в чем, быть смелой, делать кучу дебильных ошибок, потом плакать над ними и гордиться тем, что жизнь «такая, наполненная эмоциями»? Или – все сто раз взвешивать, не делать ошибок, но адски скучать? А? Чему учит твой темный лес? А? Жду.

Ответ ей пишу уже даже не на бегу, а на лету. С лету.

Охотник to Настенька

Слушай голос, который тише всех. Он тебе скажет, что правда, а что пыль.

Расскажи, кто ты.

Прости, Настенька. Надо было ответить тебе поподробнее, повежливей, но, если ты так умна, как хочешь казаться и даже уже кажешься мне, – ты поймешь.

Все. Точка принятия решения пройдена.

Теперь – только мы и они.

Вижу необходимость в проведении операции по обнаружению и пресечению новых способов наркотрафика. Прошу дополнительных полномочий, так как официальным способом добиться подобных полномочий у полковника Бердяева не удалось.

Уверен, что майор Вершинин может обладать информацией, имеющей отношение к версии о глобальных планах Сорса.

Бердяев не дал разрешения на проведение операции. В общем, Вершинин другого и не ожидал. Поэтому им с Суворовцевым пришлось принимать решение на свой страх и риск. И оно было принято.

Для Вершинина такой способ жить довольно привычный. Победителей не судят – это, как известно, его стиль.

Они вошли в кабинет Суворовцева. Надо было подготовить оружие и собрать все необходимое для операции. Суворовцев включил свет.

– Ох ты! Ну дурак! – выругался Вершинин и тут же погасил его.

– В чем дело?

– Познакомься, это моя дочь, – шепотом пояснил он. – Я же сам ей позвонил, чтобы она приехала за деньгами. Вот дурак! Забыл с этой наркотой чертовой.

В темноте Суворовцев разглядел неясный силуэт девочки-подростка. С надетыми наушниками, она крепко спала на столе – теперь его, Суворовцева, рабочем столе.

Вряд ли это ему понравилось, но он понимающе кивнул и тихо проговорил:

– Что ж ты так? Как мог забыть?

– Пусть спит, ей завтра в школу.

– О, да ты, наверное, регулярно проверяешь ее дневник.

– Давай, и ты тоже, дави на меня. Я плохой отец, плохой муж. Да. Конечно. Бейте меня все!

Вершинин открыл сейф, достал все деньги, одолженные ему Суворовцевым, аккуратно их свернул и положил дочери в карман куртки.

– Пора, – буркнул он и полез в сейф за пистолетом.

Суворовцев открыл шкаф и вынул из него большую армейскую сумку, набитую до отказа.

– У меня все готово.

– Шутишь? – Вершинин ползал вокруг сейфа на четвереньках, собирая высыпавшиеся из коробки патроны.

– У меня всегда наготове эта сумка. «Тревожная сумка».

– Да ты просто маньяк. Ходит с чемоданчиком, в шкафу держит «тревожную сумку». Ты родился в бронике, да? И первым делом проверил досье акушера? Я угадал?

– Зря иронизируешь. Просто я не трачу время вот на это. – Суворовцев с усмешкой посмотрел на попытки Вершинина набить карманы патронами. – Рекомендую тебе завести такую же сумку. Один раз ее собрал и всегда спокоен.

– И что у тебя там? Любимые книжки? Бианки, Пришвин, УПК?

– Да, я люблю Бианки, – спокойно ответил Суворовцев. – А в сумке – оружие, боеприпасы, бронежилет, сухой паек на трое суток, комплект теплого белья, медикаменты, пара нужных приборов. Вон еще один, около ножки сейфа, – подсказал он.

Вершинин все еще ползал по полу в поисках патронов и при этих словах усмехнулся.

– Ты, конечно, и в темноте видишь. Человек-кот. Кот-майор. – Обернувшись, он вдруг замер на полуслове.

Суворовцев по-прежнему в ожидании сидел в кресле, но на лице у него было какое-то пугающее приспособление.

– Прибор ночного видения. Последнего поколения. Удобен, легок, практичен. Ну что, идем?

Тихо приоткрылась дверь, и в проеме возник Опер.

– Кто тут? – опасливо спросил он.

Суворовцев включил настольную лампу.

– Здравия желаю! – Опер целиком вошел в кабинет и прикрыл за собой дверь.

– А ты что здесь делаешь? – строго спросил Суворовцев.

– Вот, ее охраняю.

– А почему у тебя ребенок на столе спит? – тут же наехал на него Вершинин.

– Так дивана же нет. А вы куда собрались? Меня возьмите.

– Нет. Ты же здесь на посту. Охраняешь – охраняй!

– Ну, пожалуйста! Я попрошу приглядеть за ней – да вот, хотя бы Большого Джона! Ему все равно делать нечего. Возьмите меня с собой. Ну пожалуйста, – по-детски ныл Опер.

– У тебя камера готова? – Вершинин собрал целую пригоршню патронов и ссыпал их в карман.

– Всегда готова.

– Надевай броник и жди нас внизу.

В секунду Опера не стало.

– Будет прикрывать. Мало ли, – пояснил Вершинин и неожиданно вздрогнул. Тишину кабинета разорвала пронзительно громкая мелодия «Розовой пантеры». Это звонил мобильник его дочери. Вершинин чертыхнулся и вытащил телефон из ее рюкзачка.

– Вот, пожалуйста, – сказал он, показывая Суворовцеву источник мобильного безумия. – Восемь непринятых звонков! Ну что за наглость! И номера не знаю, кто звонил. Кто такие? Козлы! Поспать не дадут человеку!