Сергей Самаров - Возраст гнева

Меня обстоятельства выбросили из армии, без которой я раньше не представлял себе жизни. Даже думать раньше не хотел, как я сумел бы прожить без армии. Но — пришлось. И к гражданской жизни пришлось приспосабливаться, пришлось мимикрировать, адаптироваться. Кажется, это у меня получилось. Хотя порой нет-нет да кольнет внутри, когда увидишь где-нибудь здание или технику, связанную с армией.

Люди в погонах меня так сильно не задевали, поскольку в нашем городе их было много, да и общался я чаще всего именно с ними. Пусть не всегда погоны были армейскими, тем не менее люди эти составляли мой окружающий мир, мой ареал обитания. А вот здание штаба округа или движущийся по дороге бронетранспортер вызывали тонкую боль. Хорошо еще, что я собой привычно неплохо владел и любые настроения умел из себя выдавливать иными настроениями. Стоило только подумать о текущих делах, как настроение менялось.

Сейчас я тоже подумал о текущих делах. О том, как мне лучше вести себя с командованием отдельного отряда спецназа внутренних войск «Росомаха». В принципе, после звонка капитана Сани меня должны были принять в отряде достаточно мирно. По крайней мере, не в штыки. Да и там, на Северном Кавказе, мне приходилось неоднократно взаимодействовать с внутривойсковиками. Как правило, большинство из них носило «краповые» береты. Это значило, что они имеют прекрасную подготовку, близкую к подготовке спецназа ГРУ. Естественно, я понимал, что спецназ ГРУ всегда стоял и будет стоять особняком среди других подразделений спецназа. Но говорить об этом вслух среди «краповых», понятно, было бы не корректно.

Не их вина, что супержесткая система подготовки спецназа ГРУ не принимается командованием внутренних войск по якобы гуманитарным соображениям. Да, нас часто обвиняли в неоправданной жесткости при подготовке своих солдат. Но именно эта жесткость делает их настоящими бойцами. Перед спецназом внутренних войск, согласно их положению, ставятся несколько иные задачи, чем перед спецназом ГРУ. У них нет необходимости действовать так же сурово.

По большому счету спецназ внутренних войск должен противостоять какому-то внутреннему, неподготовленному противнику, тогда как военные разведчики-диверсанты должны противостоять прекрасно подготовленному противнику внешнему, чужому спецназу. Отсюда и жесткость в подготовке. Отсюда и изнурительные тренировки и занятия. Но какого-то высокомерия и звездности показывать нельзя. Это людей обидит, они замкнутся и не станут сотрудничать. А мне нужно с ними именно сотрудничать. То есть я и здесь должен проявить черты характера армейского разведчика, иными словами — умело мимикрировать.

Центральные улицы города оказались в это время суток менее загруженными, чем второстепенные, и я достаточно быстро выехал на окраину, где вообще движение было традиционно спокойным и несуетливым. Там было мало перекрестков и, как следствие этого, отсутствовали дорожные «пробки», в большинстве случаев начинающиеся в районе светофоров. Обогнув силовую подстанцию троллейбусной линии по такой дороге, где могли проехать только «проходимцы» «уазики», армейские грузовики, да еще мой «Джимни», я добрался до тяжелых металлических ворот, украшенных на советский манер металлической красной звездой на каждой створке. Остановился, вышел из машины. По пути на КПП нажал кнопку на брелке — поставил автомобиль на сигнализацию.

Рядом с будкой КПП, прямо под его окном, стоял «Фольксваген Туарег». И не похоже было, что его сюда доставили вертолетом. Впрочем, он, насколько я помню, имеет пневматическую подвеску и потому может преодолевать самую тяжелую для проезда дорогу.

За стойкой КПП меня встретил старший прапорщик в «краповом» берете. На его лице было множество небольших шрамов. Я профессиональным взглядом определил — осколки от выстрела ВОГ-25. Скорее всего, из подствольного гранатомета. Хорошо еще, что глаза не пострадали. Из тканей лица осколки можно удалить без проблем. Из глаза они могут удаляться только вместе с глазом. На рукаве старшего прапорщика хорошо просматривалась ромбовидная эмблема со стилизованным изображением росомахи, основную часть тела которой занимал шикарный, как у горящего вертолета, хвост.

— Мне нужно поговорить с полковником Калугиным, — сказал я, показывая из своих рук служебное удостоверение. — Он в курсе. Ему звонили сегодня из городского уголовного розыска, предупреждали о моем визите.

— Минутку. Я позвоню, — старший прапорщик, забыв представиться, снял трубку внутреннего телефона без диска. Прямая линия, догадался я. Ответили ему сразу. После короткого разговора старший прапорщик ударил кулаком в стену у себя за спиной. Из двери в маленькую комнатушку вышли два сержанта с такими же нарукавными эмблемами, как и у дежурного по КПП. Эти «краповый» берет еще не заслужили и носили простые зеленые. Хотя «зеленый берет» тоже звучит неплохо, особенно в США. Тем не менее в России звание «краповый» традиционно более почетно.

— Кто-нибудь, — прозвучала странная, совсем не армейская команда, — проводите частного детектива в штаб к командиру.

При этом старший прапорщик даже не обернулся, уверенный, что двое его подчиненных сами разберутся, кому идти. Сержанты переглянулись, пожали плечами, один из них сразу, без разговоров, продемонстрировал свой авторитет и вернулся в комнатушку, а второй, оставшись в одиночестве, выступил за стойку и молча открыл дверь на внутреннюю территорию отрядной базы, приглашая меня следовать за ним.

Трехэтажное штабное здание располагалось неподалеку. На первом этаже сидел дежурный по штабу. Сопровождающий меня сержант, лениво козырнув, что-то шепнул дежурному, тот согласно кивнул и показал мне на лестницу.

— Третий этаж, кабинет прямо против лестницы.

Не мне осуждать местные порядки, но, если судить по большому счету, я, при всех своих малых навыках работы на компьютере, в состоянии за пару часов сделать с десяток таких же удостоверений, как у меня. И в состоянии пронести в карманах или в «дипломате», который никто не осматривал, несколько шашек взрывчатого вещества с детонаторами и заложить их там, где мне захочется. Можно сказать, «росомахам» повезло, что я не диверсант какой-нибудь противостоящей стороны и вообще не приезжий с Северного Кавказа, у которого могут быть к внутривойсковикам определенные претензии.

Ни секретарши, ни адъютанта у командира отдельного отряда не было, зато была небольшая приемная, из которой можно было войти в два кабинета. На одной двери висела табличка «Командир части полковник Калугин Роман Сергеевич», на другой «Начальник штаба подполковник Лыков Виктор Николаевич». Все, как в гражданских организациях, только там обычно бывает секретарша, а в кабинетах сидят директор и главный инженер.