Леонид Влодавец - Змеиный клубок

Старый «немец» в руках «старого русского» разразился длиннющей очередью, похожей на туберкулезный кашель. Но самурайскому авто от этого поплохело куда больше. Ночь разорвалась ослепительной вспышкой и гулким звеняще-металлическим грохотом взрыва. Костерчик, пожиравший Стаса, показался малым светлячком по сравнению с факелом, вспыхнувшим на улице перед домом Лехи. Гудение его разом погасило голоса тех, кто так и не успел выскочить…

И тут, словно бы понимая, что стрельба уже кончилась, с разных сторон деревни загомонили:

— Пожар! Пожар! — Кто-то задолдонил в рельс, затем гулко грохнул выстрел из охотничьего ружья. Где-то на задах Лехиного или Севкиного огорода сразу несколько мужиков заорали:

— Стой, падла! Бросай ствол!

— Бля буду — бросил! Мужики! Сдаюсь же! Бросил же! Бросил! Там и патронов нету! Не бейте, мужики-и! Убьете же! Милиция!

Сквозь мат и вопли того, кого метелили, долетали хрясткие удары кольев. Били всерьез, от души…

— А ты говорил — не подниму! — сказал Иван Петрович, словно бы продолжая беседу с тем, кто сейчас обугливался во взорванном «Ниссане». — Поднял! Мы еще себя покажем!

На улице кто-то зашипел огнетушителем на пылающий остов автомобиля, какой-то орел уже командовал:

— Песку давай! В цепочку стали, к колодцу! Смотри, чтоб забор не занялся, скатывай!

— Леха! — это Ванька Ерохин орал, не решаясь войти во двор. — Ты живой?

— Граждане! — зычный голос участкового Пономарева прорезался вовсю. — Ничего не трогать! Сейчас группа с района приедет. Все разберет. А ну давай, давай от автомата! Оставишь отпечаток — на тебя запишу!

Откуда-то со стороны огорода затопали шаги, загомонили голоса. В окне, при свете горящей машины, мелькнули фигуры нескольких мужиков, которые волокли кого-то, награждая пинками в зад и ударами по спине. Видно было, как его уложили ничком на землю и участковый с важным видом защелкнул наручники на запястьях пойманного. Рядом ворочали обгорелого Стаса, судя по всему, неживого, а также пытались сделать перевязку еще одному корчившемуся с подогнутыми к животу ногами.

Ванька Ерохин и еще какой-то мужик взошли на крыльцо, тряхнули висячий замок. Из кухни послышался сдавленный стон.

— Э, кто там? — Ерохин и его товарищ на всякий случай отскочили от двери. — Ломать надо… Монтировка есть?

— Через подклеть лезьте, — посоветовал в окошко Иван Петрович, — ключ-то Леха с собой забрал, а ломать не надо.

— Там живой кто-то…

— Если умный, так стрелять не будет, — нарочито громко проговорил гвардии капитан в отставке. С автоматом у бедра, старик осторожно заглянул в кухню. Там, на полу, жадно хватая воздух, дергался тот, что попал под первую очередь.

— Забирайте, тут раненый, — дед на всякий пожарный случай подальше оттолкнул ногой «ТТ», уроненный нападавшим.

Из подклета вылезли Ерохин с напарником, вытянули раненого, потащили на улицу. Следом за ними вышел, пошатываясь, Кусков. У него, после нервного напряжения, что-то не ладилось в организме.

А к дому уже бежал в одних трусах Санька Буркин.

— Мамка-а! Мамку не видели?

В комнате дружно ревели Ирина и Галина… Обе чуяли, что добром это дело не кончится.

«Нива», в которой Леху везли мальчики из конторы «Варриор», въехала в райцентр намного раньше, чем «Ниссан» «гладиаторов» подкатил, на свою беду, к Лехиному дому. Она свернула с шоссе на

какую-то немощеную полудеревенскую улочку, прижавшуюся к обрывистому берегу реки.

— Учти, — еще раз напомнил Костя-Костоправ, — еще раз проявляю доброту и сердечность. То есть предлагаю свалить без последствий. После того, как привезем до места, это уже не выйдет. Дальше либо вы с основным станете друзьями, либо ты — трупом. У нас еще не было случая, чтоб находили кого-то, уловил?

— Всеми порами души, — сказал Леха. Он собрался со своими мозгами, прокрутил несколько раз в голове свое сообщение для публики, то есть для местного пахана, все возможные вопросы, которые этот пахан может задать, и ответы, которые надо на них дать.

Свернули еще раз, в какой-то совсем уж узкий проулочек, между двумя покосившимися заборами. Леха заметил вывеску: не то «СУ», не то «СМУ». Въехали в распахнутые настежь ворота. Какие-то краны, бульдозеры, вагончики, балки, штабеля бетонных плит и блоков, длинные строения типа бараков или складов. Притормозили.

— Выходи! — то ли предложил, то ли приказал Костя. Сперва вылезли, однако, ребятки, сидевшие по бокам от Лехи. Потом шофер, затем Леха и последним — Костоправ.

— Ты там что-то насчет ствола говорил? — сказал Епифанов. — Отдай пока мне, чтоб не было никаких лишних приколов. Рукояткой подавай. Так, спасибо. Еще есть что-то? Финарь, кастет, граната? Сам отдашь — один разговор. Найдем на шмоне — другой.

— Смотрите, — сказал Леха. — У меня только бумажник, и то не мой, а Котла. Ни рубля еще не потратил.

— Пока отдай. А сейчас подними руки и не рыпайся…

Костины помощники Леху ощупали, но так ничего и не нашарили. Косте это понравилось.

— Ладно. Подожди маленько. И вы тоже, пацаны, покурите с ним. — Костоправ удалился куда-то за складские здания. Мужики вытащили по сигарете, оделили Леху, задымили. Ни слова между собой, ни слова Лехе. Смотрели по сторонам. Коровин не паниковал, но и восторга не ощущал. Волновался — это сказать слишком мягко, трусил — слишком жестко. Переживал — будет точнее. Тем более что Костоправ, скрывшись за углом, возвращаться не торопился. Несколько раз Лехе приходила в голову мысль, что он вообще сюда не придет, а мальчики, выкурив по сигаретке, тихо свернут Лехе шею и потом кинут его в какую-нибудь ямку с негашеной известью, или что у них туг имеется.

Но Костоправ вернулся. Курили уже по второй, когда это произошло.

— Пошли, — пригласил он. — Отказаться уже нельзя.

Леха это и так знал. Почти всем мужикам, которые его сопровождали, он до подбородка макушкой не доставал. Двое взяли Коровина легонько так за локотки, и он уже понял, что вырваться не сможет. Повели.

Свернули за угол длинного складского здания, где располагалось скопище строительной техники, штабелей и всяких там балков-вагончиков. Поводили-поводили, попетляли-попетляли и завели в одну из бытовок, на полтора метра врытую в землю. Там было темно, но кто-то сидел. Причем не один.

— Сюда! — приказал Костоправ, указывая Коровину на какую-то табуретку. Затем вспыхнула яркая лампа с рефлектором, направленная прямо в Лехину морду. То ли кому-то надо было эту самую морду рассмотреть, то ли постараться, чтоб Леха не смог из-за яркого света разглядеть, кто с ним беседует, а скорее всего — и то, и другое.

Пока Леха, щурясь, пристраивался под светом так, чтобы глаза не резало, Костоправ отошел куда-то влево, пара мальчиков уселась за спиной Коровина, а третий встал у двери, ведущей из бытовки наверх.