Владимир Шитов - Опасные заложники

В свои пятьдесят восемь лег библиотекарь колонии Виктор Захарович Аверкин, известный читателю под кличкой Тихий, столько раз был очевидцем разной человеческой подлости как по отношению к врагам, так и к своим близким, что она перестала его удивлять. А уж волноваться из-за такого человеческого проявления он совершенно не собирался. Однако за неделю до конца отбытия своего срока наказания он сильно расстроился и не находил ни покоя, ни места. Освобождаться на волю ему совершенно не хотелось. Для этого у него имелись веские основания: в колонии он имел свой угол с постелью, постоянное питание, легкую работу, уважающих его зеков, которые делились с ним всем, что имелось у них в излишке. На воле его никто не ждал, никому он там не был нужен. Родственников у него не было. Как и где жить? За счет каких средств питаться и одеваться?..

Эти проблемы были предметом его постоянных размышлений, Если бы у него была возможность выбора, то он не раздумывая добровольно остался бы в колонии до конца своей жизни. Но такое было нереально, а поэтому неосуществимо.

На законном основании оставаться в колонии он мог только при одном условии. Для этого ему надо было совершить в зоне новое преступление. В интересах козырных он мог совершить заказное преступление, то есть стать торпедой. Но опускаться до такого уровня для Тихого было ниже его достоинства.

Он принял такое решение: "Придется освобождаться и коптить небо на воле. Пока у меня будут бабки, стану тратить их и жить по-человечески. Если жизнь на воле у меня не сложится, начну грабить магазины до тех пор, пока не заловят менты. Возможно, поживу в свое удовольствие. Если сяду снова, буду знать, что не задаром”. Определившись и приняв такое решение, Тихий почувствовал, как стало легче на душе…

Днем в библиотеку к нему за книгами зеки приходили не очень часто. Жара не располагала к чтению книг, вынуждала зеков больше времени находиться в помещениях, под тенью зданий и деревьев. Поэтому прихода Костыля в библиотеку в одиннадцать часов Тихий никак не ожидал.

Поздоровавшись с Костылем за руку, он поинтересовался:

— Ну, что, дорогой, желаешь почитать?

Костыль в библиотеке никогда книг не брал, и Тихий догадывался, что пришел он сюда по какому-то делу. Поэтому свой вопрос Костылю задал формально. Надо же было что-то говорить посетителю.

— Книги подождут. Я к тебе пришел с визитом вежливости, — доставая из газетного свертка бутылку шампанского и ставя ее на стол, ответил Костыль.

— По какому такому случаи»?

— Скоро ты нас покинешь. Имею желание напоследок с тобой поговорить о житье-бытье без свидетелей и не спеша.

Удовлетворившись его ответом, Тихий молча сходил к себе в подсобку, откуда принес два стакана и горсть шоколадных конфет.

— Ну что ж, выпьем за твое скорое освобождение, — произнес Костыль первый тост, чокаясь своим стаканом о стакан Тихого.

— Давай дерябнем, — без воодушевления поддержал его Тихий и опрокинул вино из стакана в рот. Закусив конфетой, он продолжал: — Хотя если честно, то я в свободе не нуждаюсь. Она голому не нужна.

— Знаю и понимаю, почему ты так говоришь. Кому-то свобода приносит счастье, а кому-то одни нерешенные проблемы, — разжевывая конфету, с пониманием развил его мысль Костыль.

— Вот меня гам как раз и ждут эти чертовы проблемы.

— В нашем возрасте если в жизни ничего не успел поймать, то уже и не поймаешь.

— Тут как пить дать, — согласился Тихий.

Не спеша беседуя, они осушили бутылку, которую Тихий немедленно убрал со стола.

— Нам с гобой и вторая бутылка не помешала бы, но, извини, запасы этого добра иссякли, — сокрушенно заметил Костыль.

— Мы же не в ресторане, — успокоил Костыля Тихий. — Может, нам продолжить разговор за партией в шахматы? — предложил он.

— Давай! — согласился Костыль, понимая, что как шахматист Тихий не сможет ему оказать достойного сопротивления.

Отношения между норами козырной масти строятся на взаимопонимании и уважении личности. Никто из них никогда не посмеет другого унизить, оскорбить плоской шуткой. В разговоре между собой они следят, чтобы не выскочило оскорбительное слово, а если это случалось, то допустивший оплошность немедленно извинялся перед товарищем, пояснял сказанное случайностью. Если бы свободные граждане страны следовали их примеру и поступали так же предупредительно и искренне, то смогли бы избежать многих неприятностей, которые поджидают их в жизни…

Достав из кармана пачку денег, перетянутую черной резинкой, и отдавая ее Тихому, Костыль произнес:

— Вот тебе пол-лимона от меня на дорожку.

— Я тебе не смогу их вернуть, — заметил Тихий, не решаясь спрятать деньги в карман своих брюк.

— Это дружеская помощь. Без отдачи, — успокоил его Костыль.

— Тогда другое дело, — повеселев и пряча деньги в карман, оживился Тихий.

— До тебя, где-то год тому назад, освободился Музыкант. Мы ему хотели тоже сделать безвозмездный, дружеский подарок, но он пожелал взять у нас бабки только в долг и под проценты.

— Что его равнять со мной? Он парень шустрый. Мне до него далеко. Ему еще крутиться и крутиться в жизни, а я свое уже открутил, — прибедняясь, заметил Тихий.

— Каждому овощу свое время, — согласно кивнул Костыль.

— Может, тебе на воле какую-нибудь услугу выполнить? Говори, я не откажусь.

— Ты же свое уже открутил, — улыбнувшись, напомнил Костыль товарищу его недавнее заявление,

— Не совсем же я стал никудышным, чтобы не уметь ничего, — тоже улыбнулся Тихий. Видать, деньги друга приподняли ему настроение.

— Есть у меня для тебя поручение, — не стал запираться Костыль,

— И какое же это поручение?

— Четыре месяца тому назад откинулся Инженер. Когда он был тут, то обратился ко мне с просьбой, чтобы мы взяли над ним шефство и подогревали. Больше года он получал от нас "дурь" и по-барски кайфовал. Мы его считали правильным мужиком. Он обещал, освободившись, снабжать меня посылками. Однако Инженер оказался бакланом и своего обещания не сдержал… Я дам тебе его адрес, посети негодяя и от моего имени потрекай с ним. Скажи ому: если он не хочет, чтобы в его дом прилетел красный петух и если ему дорого жизнь, то двадцать путевых посылок, каких — он знает, должны быть направлены к нам в зону на мое имя.