Андрей Воронин - Игра без правил

– Лады, – сказал Хряк и торопливо удалился.

Стручок с помощью охранников взобрался на балкон и снова уселся в кресло. Он достал из кармана сигарету, но закуривать не стал. В горле и без того першило, а во рту пересохло и было такое ощущение, словно туда нагадила бродячая собака. Под ногами растеклась большая липкая лужа крови, уже основательно растоптанная и размазанная. Горохов представил, на что похож сейчас пол в коридоре вблизи балкона, и гадливо поморщился. Да, отсюда надо было уносить ноги, и чем скорее, тем лучше.

Откуда-то издалека донесся металлический лязг и звериный рев. Эти звуки приближались, а когда с грохотом распахнулась до сих пор запертая низкая стальная дверь в одной из окружавших арену стен, они утонули в восторженном реве публики, приветствовавшей своего любимца.

С трудом протиснувшись сквозь низкий дверной проем, на ринг вышел Сеня. Сеня был личной находкой Петра Ивановича Горохова, непревзойденным бойцом и полным идиотом, в результате непостижимой игры природы наделенным огромной физической силой. Кроме этих врожденных качеств, Сеня имел и благоприобретенные: например, он был законченным наркоманом и, не получив вовремя свою дозу, становился не просто опасен, а по-настоящему страшен. Сейчас он находился именно в таком состоянии, и даже вооруженные автоматами охранники опасливо жались к стенам. Сеня был как дикий кабан или бешеный слон, – его нужно было или сразу убивать наповал, что было экономически невыгодно и, между прочим, не так уж просто, или не попадаться на его пути. Боли он не чувствовал, любая приходившая извне боль была незаметной по сравнению с теми страданиями, которые причиняли ему ломки.

Стручок залюбовался Сеней, как произведением искусства. Это было его творение, живой кусочек его души. Мама, умирая, велела ему заботиться о Сене, и он считал, что справился с этой задачей наилучшим образом. Он даже обеспечил Сеню работой. Кто еще смог бы ухитриться приставить полного идиота к доходному делу? Ему было искренне жаль оставлять Сеню на произвол судьбы, но он был уверен, что ничего плохого с его питомцем в конечном итоге не случится. Даже если кто-нибудь из охранников как-то ухитрится его пристрелить, то он, как и все невинно убиенные, отправится прямиком в царствие небесное, а разве это плохо? Лично он, Петр Иванович Горохов, на такое завершение собственного земного пути рассчитывать не мог.

Он с любовью посмотрел на Сеню. Сеня обвел амфитеатр мутным взором, воздел к потолку чудовищные узловатые руки и проревел:

– До-о-о-о!!!

Семен Иванович Горохов, уже не первый год выступавший на арене "Олимпии" под псевдонимом Губа, требовал дозу, а это означало, что он готов к бою. И тогда Стручок, по-прежнему с любовью глядя на брата, бешено зааплодировал ему вместе со зрителями.

"Хоть бы Андрюха ушел от греха, – подумал Комбат, стоя в служебном проходе и с легким содроганием глядя на внушавшую брезгливый страх фигуру, стоявшую посреди ринга. – Не надо бы ему этого видеть.

Да только куда он уйдет, коридор-то под водой!"

Комбат по-прежнему был в прекрасной физической форме, но ничуть не обольщался по поводу исхода предстоящей схватки. Он был бы не прочь помериться силами с быком или медведем, но это был не бык и не медведь, и Рублев без бинокля видел, что шансов уцелеть в этом бою у него практически нет.

– Что, нравится? – спросил у него один из охранников, кивая в сторону ринга.

– Да уж, – спокойно ответил Борис Иванович. – И где вы только такую квазимоду откопали?

– Не красавец, конечно, – отозвался стоявший поодаль Хряк, – но зато работает как швейцарские часы.

Завода у него и на тебя, и на твоего приятеля хватит, и еще останется.

– До-о-о-о-о!!! – взревел "чемпион мира", потрясая кулаками.

– Это он дозу просит, – пояснил Хряк за долю секунды до того, как Комбат сам догадался, в чем дело. – Совсем без героина не может, болезный.

– Да, ребята, – удивленно протянул Комбат, – видал я козлов, но таких, как вы, просто не встречал.

Он же и так больной, зачем же его еще и на иглу подсаживать?

– Иди, иди, – подтолкнул его Хряк, – правозащитник. Он заждался уже.

Комбат сплюнул ему под ноги, сбросил мокрый пиджак, раскисшие туфли, рубашку, носки и вышел на арену. Перед ограничивавшими ринг канатами он на секунду остановился, глубоко вздохнул и поискал глазами Андрея, чтобы подбодрить его хотя бы взглядом, но не нашел.

Крякнув, Рублев поднырнул под канат и сделал шаг навстречу своему противнику. Сеня заревел и без всякого перехода рванулся вперед, как стартовавшая с пусковой установки крылатая ракета.

Комбат увернулся, пропуская его мимо себя. Его обдало волной жуткой звериной вони, но покачнулся он не от этого: по инерции пролетая мимо, Сеня ухитрился зацепить его кулаком. Больной или нет, этот парень обладал кошачьей реакцией, что в сочетании с огромной силой и ненормальной, почти нечеловеческой длиной рук делало его поистине неуязвимым. Оттолкнувшись от канатов, он стремительно развернулся. Комбат не успел заметить его движения, но сгруппироваться успел, и поэтому вместо того, чтобы рухнуть плашмя и отбить себе все внутренности, только слегка ушиб локти. В голове шумело, а вся левая половина лица перестала ощущаться, словно ее до отказа накачали новокаином, но он успел увернуться, не дав огромной плоскостопой ножище растоптать свою голову, как гнилой орех.

– До-о-о-о!!! – снова закричал Сеня, и амфитеатр отозвался восторженным ревом.

Это было знакомое, но все равно волнующее зрелище: огромный, вислоплечий, весь какой-то темный и узловатый, как выкорчеванный пень, непобедимый урод стоял над поверженным противником и, тряся отвисшей слюнявой губой, издавал свой боевой клич.

– До-о-о.., эк!..

Боевой клич оборвался на самой высокой ноте и завершился каким-то квакающим звуком, когда идиот со всего маху упал на спину, высоко задрав ноги. Подсечка получилась даже слишком сильной. Комбат ударил во всю мощь, едва не сломав собственную ногу о покрытую серой коркой грязи толстенную лодыжку урода. Он вскочил сразу же и обнаружил, что Сеня уже стоит на четвереньках и вот-вот выпрямится. Комбат безжалостно ударил его ногой в живот, но урод только зарычал и, с непостижимой скоростью выбросив руку в сторону, успел ухватить Рублева за штанину. Мощный рывок последовал сразу же, и Борис Иванович не сумел устоять на ногах. Он попытался вскочить, но урод уже ухватил его одной рукой за пояс брюк, а другой за волосы и оторвал от пола. Стремительно возносясь в воздух, Рублев рычал от нестерпимой боли в корнях волос. "Какого черта я не брею голову, как Розенбаум? – бессвязно подумал он. – Сейчас вот хряпнет он меня спиной об коленку, тут и дух из меня вон…"