Андрей Воронин - Ищи врагов среди друзей

Посверлив его взглядом еще несколько секунд, Самарин тоже опустил глаза и сделал глоток из своей чашки.

– Ладно, – сказал он уже другим тоном. – Довольно об этом. Я вас предупредил, а решать вам.

Мне не хотелось бы расставаться с таким толковым работником, как вы.

Мартынов вскинул на него глаза и открыл рот, но Самарин остановил его нетерпеливым жестом.

– Поговорим о деле. Что с кораблем?

– С кораблем все в порядке, – обрадованно зачастил Мартынов. – Матчасть в идеальном состоянии, команда набрана, группа укомплектована – хоть завтра в море.

– Срок отплытия не изменился?

– Как можно! У нас солидная фирма… Впрочем, насчет фирмы вы в курсе: она ведь не столько наша, сколько ваша.

– Да тише вы, идиот… Где корабль?

– В Ильичевске. Мелкий косметический ремонт – там подмазать, здесь подкрасить… Ребята наводят блеск, чтобы все было как положено.

– Могли бы и не стараться так, – проворчал Самарин. – Все равно, сколько ни приглашай это стадо отдохнуть, все до единого прямо с причала помчатся на рынок. Иногда мне хочется плюнуть на все и заняться шоп-турами.

Мартынов благополучно пропустил эту тираду мимо ушей, как не несущую никакой смысловой нагрузки. Он был занят собственными мыслями. Его очень заинтересовало то обстоятельство, что хозяин самолично пожаловал сюда из Москвы. Это могло означать только одно: корабль повезет груз, причем груз весьма ценный. До мелкой контрабанды Самарин не опускался, предоставляя это все тому же Мартынову и другим своим агентам. В затуманенном алкогольными парами мозгу Станислава Мартынова начала мало-помалу складываться комбинация, по своей простоте граничившая с гениальностью.

Мартынов быстро катился по наклонной плоскости и знал об этом. Знал он и о том, что Самарин не станет долго терпеть возле себя пьяницу – назвать себя алкоголиком у Мартынова не поворачивался язык.

Владлен Михайлович мог бы не тратить слов на предупреждения: Мартынов и без него знал, что его ожидает. Он знал даже больше, чем говорил Самарин: можно было не сомневаться, что дело не ограничится простым увольнением. Иногда он словно наяву видел свое тело, выброшенное волнами на берег где-нибудь в районе того же Ильичевска. Так сказать, увольнение с занесением в Книгу Мертвых…

Такая перспектива не устраивала Станислава Мартынова, а отказаться от выпивки он просто не мог: в конце концов, это была одна из немногих доступных ему радостей. Он уже не первый день ломал голову в поисках выхода, и вот теперь ему показалось, что выход найден. На радостях он частично утратил присущую ему осторожность и с самым невинным видом поинтересовался:

– А что повезем, Владлен Михайлович?

Владлен Михайлович замер, не донеся чашку до рта, и снова уперся в него тяжелым взглядом.

– Золото, – спокойно сказал он, – бриллианты.

– Виноват, – засуетился Мартынов, – сморозил. Действительно, какое мое дело?

– Действительно, – согласился Владлен Михайлович. – Теперь вот что. Сегодня вечером мне понадобится пара человек.

– Какого рода дело? – быстро спросил Мартынов.

– Дело самое простое, – ответил Самарин. – Погрузочно-разгрузочные работы, любой стройотрядовец справится. Так что желательно, чтобы у ребят были плечи пошире, а лбы поуже.

– Этого добра хоть отбавляй, – искренне сказал Мартынов.

– Вот и славно. Да, и еще мне нужна машина.

Желательно, чтобы это был внедорожник – не новый, но надежный.

– А что с вашей машиной? – спросил Мартынов.

– С моей машиной все в порядке. Я хочу, чтобы так было и впредь, поэтому и прошу у вас что-нибудь этакое.., полугрузовое. Ящики тяжелые.

– Так может, микроавтобус?

– Что ж, пожалуй, подойдет. Давайте микроавтобус. Темнеет у вас тут рано, так что пусть подъезжают часикам к десяти. Дом отдыха «Волна» знаете?

– Да кто ж его не знает!..

– Вот туда пусть и подъезжают.

Он выбил трубку о край пепельницы, одним глотком допил кофе и встал.

– Провожать не надо, – бросил он, кинув на скатерть мятую купюру, и быстро вышел.

Мартынов проводил его взглядом и с независимым видом нахлобучил на голову свою кепку.

– Громовержец сраный, – тихо сказал он и, повысив голос, подозвал официантку. – Вот что, тетя, – сказал он ей, – принеси-ка мне граммов двести пятьдесят водочки и что-нибудь занюхать,..

На подъезде к городу автобус дважды останавливали, и оба раза задерганная сопровождающая Галка выходила из салона, зажимая в кулаке свернутые в тугую трубочку купюры. Дверь она за собой не закрывала, и пассажирам автобуса стало известно о существовании дорожного и экологического налога, а также о том, что некий лейтенант Кобылюк имеет троих детей и маленькую зарплату. Растроганной последним сообщением Галке пришлось вернуться в салон и порыться в своей сумочке – похоже, того, что находилось у нее в кулаке, лейтенанту Кобылюку и его детям было мало.

Больше остановок не предвиделось: дорога под палящим солнцем настолько всех измотала, что любую задержку встречали коллективным нытьем и возмущенными репликами с мест. Больше никого не тянуло перекусить в придорожном кафе, и никто не изъявлял желания останавливаться возле очередной кучи дынь или арбузов. Даже квасная бочка с надписью «Крымские вина», стоявшая посреди чистого поля, не вызвала в народе энтузиазма, хотя приставленный к бочке подросток в длинных ситцевых трусах и распахнутой на голом загорелом животе грязной белой курточке, завидев приближающийся автобус, долго махал рукой, зазывая потенциальных покупателей.

Покупатели не стали угощаться крымскими винами.

Они мечтали помыться и отдохнуть, а больше всего на свете они хотели перестать наконец ехать.

Разговоры как-то сами собой сникли, и даже два молодых оболтуса, впервые, судя по всему, вырвавшиеся из-под родительского надзора, перестали плескать засаленными картами и гоготать противными голосами. Кое-кто, окончательно сморенный этим бесконечным движением по плоской серо-желтой земле, опять уснул, остальные с тупой покорностью смотрели на экран телевизора, где Арнольд Шварценеггер проходил сквозь стены и непрерывно стрелял с бедра.

Это зрелище снова напомнило Дорогину об утреннем инциденте. Ему захотелось обернуться и отыскать глазами пляжного атлета, но он сдержался.

Зато большеголовый приятель нового дорогинского знакомого был виден ему как на ладони. Он сидел в кресле боком, свесив ноги через подлокотник на середину прохода. Штанины его легких полотняных брюк высоко задрались, так что все желающие могли убедиться в том, что носки у Шурупа белые, а икры худые, незагорелые и волосатые. Дорогая отвел глаза: зрелище было довольно неаппетитное, а хозяйская поза этого отморозка вызывала острое желание взять его за ноги и выкинуть в окно вместе со стеклом.