Андрей Воронин - Ищи врагов среди друзей

Самарин хмыкнул, продолжая пыхтеть трубкой.

– Ты мне нравишься, – сказал он. – Даже жалко тебя отпускать…

– Контракт? – подыграл ему Дорогин без всякого энтузиазма. Этот спектакль окончательно вымотал его, голова болела неимоверно, и он уже начал всерьез побаиваться, что вот-вот грохнется в обморок.

– Может быть, – задумчиво проговорил Владлен Михайлович. – Чем черт не шутит?..

Старпом Нерижкозу, пригорюнившись, сидел на скамейке в глубине своего сада, подальше от ревущих динамиков стереосистемы, с отвращением курил свою «люльку» и старался не смотреть на дверь подвала.

Он был полон горестных мыслей о своем прошлом, настоящем и будущем. События последних двенадцати часов наглядно продемонстрировали ему, что идти до конца за Владленом Михайловичем Самариным – дело хлопотное, нервное и небезопасное.

Иван Захарович вздохнул, обвел взглядом сад и снова вздохнул, увидев Пузыря. Плечистый охранник, скинув рубашку, лежал в тенечке под грушей и с аппетитом уплетал сочные ароматные дули – гривна за килограмм, пять гривен за ведро – с таким видом, словно это были какие-нибудь подзаборные гнилушки. Оставалось тайной, когда он успел их натрясти, но Иван Захарович решил не вдаваться в подробности. Пузырь вообще не нравился Ивану Захаровичу, так же как и вся эта история с ящиками, и он не мог дождаться завтрашнего дня, когда вся эта катавасия закончится или хотя бы переместится подальше от его дома.

Подумав об этом, он невольно покосился на голубую дверь подвала. Там, за этой дверью, среди банок с соленьями и маринадами, которые вдовец Иван Захарович собственноручно закатывал каждую осень, непонятный и страшный, как стихийное бедствие, Владлен Михайлович Самарин пытал своих пленников. Иван Захарович не исключал возможности, что он их не только пытал, но и убивал. Просить и умолять было бесполезно: Самарин всегда делал то, что считал нужным, невзирая на мольбы и увещевания. От мысли, что все это происходит в его доме, по коже Ивана Захаровича начинали бегать мурашки. И дернул же его черт пригласить эту банду к себе! Весь подвал загадят, забрызгают… Это же надо додуматься: палить из пистолета по банкам с огурцами! Нет, чтобы выпить перцовочки и закусить этими самыми огурцами…

Иван Захарович снова тяжело вздохнул и встал со скамейки. Прихватив в сарае аккуратно свернутый шланг, он направился к подъездной дорожке, посреди которой все еще красовалась широкая кровавая полоса, теперь уже не красная, а темно-бурая, сухая.

Не дай бог, кто-нибудь из соседей поинтересуется, отчего это у него музыка орет на всю улицу, и увидит все это безобразие…

Насадив конец шланга на торчавший из фундамента водоразборный кран, Иван Захарович привычно разобрал нагретые солнцем резиновые кольца и с усилием отвернул тугой вентиль. Шланг зашевелился как живой, из пластмассового наконечника потекла вода.

Струйка была так себе – по случаю летнего времени воды не хватало. Недовольно бормоча и морщась от слишком громкой музыки, Иван Захарович принялся старательно отмывать с бетона кровавые пятна. Дело хоть и медленно, но все же продвигалось вперед, и постепенно хозяйственный старпом так увлекся, что помыл даже машину, хозяин которой половина суток лежал на дне затона с привязанной к ногам чугунной чушкой. Это была хоть и бессмысленная, но зато понятная работа, казавшаяся по сравнению с безумием последних часов чуть ли не праздником здравомыслия и стабильности.

Музыка смолкла так внезапно, что Иван Захарович вздрогнул и чуть не выпустил из рук наконечник шланга. Он обернулся, держа шланг немного на отлете, чтобы не замочить брюки, и увидел Самарина, который стоял у него за спиной, с самым непринужденным видом попыхивая трубкой. Правда, щека у него немного подергивалась, но в остальном Владлен Михайлович выглядел совершенно спокойно, словно полчаса назад не он целился в Ивана Захаровича из большого черного пистолета только за то, что тот попросил прекратить пальбу в его доме.

Видимо, все эти мысли, как в зеркале, отразились на лице простодушного старпома, потому что Владлен Михайлович вдруг приподнял правую бровь и посмотрел на Ивана Захаровича с каким-то нехорошим прищуром. Нерижкозу поспешно придал лицу обычное выражение почтительного внимания, и бровь Владлена Михайловича хоть и не сразу, но опустилась на место.

– Я закончил, Иван Захарович, – сказал он таким тоном, словно перед этим брился или, скажем, мастерил скворечник, а не пугал пистолетом связанных по рукам и ногам людей. – Женщину и этого, в бинтах, можно сажать в машину. Пора возвращаться на корабль.

Пузырь, который уже был тут как тут и стоял за спиной у Самарина, застегивая рубашку, закатил глаза под лоб, придав своему лицу выражение великомученика. Видимо, идея снова таскать туда-сюда проклятые ящики не казалась ему такой уж соблазнительной.

Он все еще жевал, и Иван Захарович с несвойственным ему злорадством подумал, что жрать чужие груши, конечно же, приятнее.

Он перекрыл воду, аккуратно положил шланг на бетон и вместе с Пузырем направился к подвалу.

Оказалось, что и женщина, и ее перебинтованный приятель уже подготовлены к транспортировке: ноги у обоих были развязаны, и даже пластырь исчез с лица женщины, оставив после себя лишь медленно краснеющую широкую полосу поперек лица да неприятные на вид следы клеящей массы по углам этой полосы. Как ни странно, женщина не делала даже попытки закричать и лишь переминалась с ноги на ногу – похоже, ее беспокоили уколы восстанавливающегося кровообращения.

– Да, – спохватившись, сказал Самарин, – Иван Захарович, не в службу, а в дружбу. Вы говорили что-то о борще… Так вот, не могли бы вы покормить наших военнопленных? Руки им развязывать не надо, придется покормить с ложечки… У вас есть дети?

– Нет, – растерянно ответил Иван Захарович, совершенно сбитый с толку такой внезапной переменой.

Покосившись на Пузыря, он понял, что не одинок в своем удивлении: даже в тусклом желтушном свете пыльной сорокаваттной лампочки было видно, что челюсть у охранника отвисла, а глаза вот-вот выскочат из орбит.

– Ну, так будут еще, – благодушно предсказал Владлен Михайлович, затягиваясь трубкой. – Вот и потренируетесь. Алексей вам поможет. Если понадобится, сводите их в туалет, и вообще… А я пока побуду здесь, в подвале. Наш Станислав уже пришел в себя, ему скучно и хочется с кем-нибудь поговорить. Правда, Станислав? – ласково спросил он, склоняясь над Мартыном, все так же лежавшим лицом вниз на пропитавшемся его кровью земляном полу. ^Мартын протяжно застонал и с трудом повернул голову, кося на своего мучителя слезящимся правым глазом. Взгляд у него был как у сбитой машиной собаки, а щека блестела не то от пота, не то от слез и была обильно испачкана налипшей землей. – Алексей, посади Станислава на стул. Только осторожно, не задень ногу. Я не хочу, чтобы он снова потерял сознание.