Андрей Воронин - За свои слова ответишь

– Хочешь дозу? – с издевкой поинтересовался Хер Голова, сверкнув ампулой.

Рублев не понял сам, как это произошло, но у него с губ сорвалось:

– Да!

– А вот и нет, – склонив голову к левому плечу, прохрипел Хер Голова и двинулся на Комбата.

Если до этого он казался Рублеву человеком нормального роста, то, чем ближе подходил, тем больше становился. Щеки его надувались, синие круги под глазами наливались кровью, выпячивались.

– Дозу! Дозу! – просил Комбат.

И тут Хер Голова остановился. Затрещали изношенные нитки белого халата. Санитар тяжело задышал, из его рта потекла липкая, как клей, пена. Он медленно опускался на четвереньки.

– Я! Я доза! – голосом, в котором оставалось мало человеческого, прохрюкал Хер Голова.

И Рублев увидел перед собой страшное существо, скользкое, холодное, со студенистой кожей. Перед ним сидела огромная жаба, горло которой вибрировало.

– Я, я доза! – слышал он.

– Нет! Нет! – теряя разум, закричал Комбат, выставляя перед собой руки.

Но огромная жаба неумолимо надвигалась на него.

– Ты хочешь, хочешь меня!

Рублев пытался ударить, но его кулак без сопротивления проваливался в холодный липкий студень. И вот уже его лица коснулась вонючая холодная слизь. Он повернул голову набок, но холодная слизь уже обволакивала лицо, залепляла ноздри, и вот Рублев уже не мог вздохнуть.

«Дозу! Дозу! – мысленно продолжал молить он. – Дозу! Только она спасет! Вновь воспарить, почувствовать себя сильным!»

– Я доза, – вновь донеслось до него утробное бульканье, – победа за мной. Ты конченый человек, Комбат!

И Рублев внезапно открыл глаза. Но гнусный запах И липкая слизь не исчезали. Он медленно поднялся на руках и понял, что лежит в собственной блевотине. Он даже не нашел в себе сил, чтобы вытереть лицо, и услышал знакомый голос:

«Дозу! Дозу! – молил он. – Кто это говорит?» – подумал Комбат и вдруг с ужасом понял, что он сам молит, неизвестно кого.

– Дозу.., дозу… – требовал его организм, шептали его губы.

И действительно, дверь открылась. В коридоре стояли Грязнов, лысый санитар по кличке Хер Голова и один из подручных Валерия.

– На, вколешь все, – Грязнов разжал ладонь, в которой поблескивали три ампулы.

– Все? – переспросил Хер Голова.

– Да, все до последней капли вдавишь в него, понял?

– Да-да, понял, – спорить санитар не собирался.

«Три ампулы… – Хер Голова прекрасно понимал, что даже две ампулы – это смертельная доза, а про три – и говорить нечего. Наркотик слишком сильный, чтобы кто-либо перенес такую дозу. – И зачем это надо? Может, просто тюкнуть его по голове или задушить?»

– Ты меня понял? – прозвучал над ухом голос Грязнова.

– Да-да, понял.

– Тогда делай.

Смотреть на все это Грязнову не хотелось, да и дела у него имелись другие. Надо было взять деньги и завезти в город, деньги лежали в комнате, хранились в сейфе.

– А ты его потом в машину забрось. Понял? – сказал Грязнов своему подручному Коляну.

Комбат был жалок. Он сам начал закатывать грязный рукав рубахи, весь трясся. Коляну тоже смотреть на эту процедуру было противно, хотя, в общем-то, уже мало что пугало его в этой жизни. Работая с Грязновым, он насмотрелся всякого и ко всякому привык. Но тут ему вдобавок захотелось в туалет.

Он повернул ключ в двери, оставив в подвале санитара и Бориса Рублева. Хер Голова даже чуть не присвистнул от радости, появилась реальная возможность одну ампулу присвоить себе, а потом ночью, когда никого не будет рядом, сделать себе инъекцию. Ампулы ему хватит на три дня, так что, в общем, впереди маячило счастье, если можно назвать наркотическое возбуждение, а потом отупение счастьем. Но каждый понимает счастье по-своему. Для лысого санитара именно таким и представлялось это слово – укол и полный кайф.

Пустая ампула у него в кармане была, если понадобится, он мог предъявить три пустых стекляшки.

Первый укол. Вены ушли так глубоко, что найти одну из них санитар смог лишь с пятого раза. Сгибы рук от уколов у Комбата стали сплошными синяками – черно-желтые, в кровоподтеках, ведь Хер Голова никогда не церемонился, тыкал до тех пор, пока игла не находила вену.

Так случилось и на этот раз, с одной лишь разницей – не один укол, а два. Первый – в правую руку, второй – в левую. Комбат застонал, застонал от облегчения. Боль начала уходить. Он открыл глаза и смотрел на улыбающегося санитара.

– Что, милок, тебе хорошо?

– Да, хорошо. Лучше, отпускает.

– Ничего, ничего, минут через десять тебе станет совсем хорошо, тебе будет очень хорошо, так хорошо, как никогда в жизни.

– Спасибо, брат.., спасибо. Ты единственный, кто обо мне заботится, единственный.

– Да, я тебя люблю, из-под тебя мне хоть что-то достается. С паршивой овцы хоть шерсти клок. Ну ты и грязный, ну ты и вонючий! – говорил санитар и брезгливо оглядывал действительно грязного до безобразия Комбата. От Рублева исходил такой запах, словно бы он год не видел воды.

– Э-э, э-э, – уныло тянул Комбат, с улыбкой глядя на лысую голову санитара.

А тот прятал за пазуху ампулу с наркотиками.

Наконец из туалета вернулся Колян. Заглянул в окошко камеры. Санитар стоял над сидящим на полу Комбатом.

В конце коридора появился Грязнов.

– Только наручники на него надеть не забудь. Хрен его знает, что может произойти!

– Хорошо, понял.

Колян открыл дверь и показал санитару, чтобы тот пошел вон. Кивая, Хер Голова спиной двинулся к двери и уже в коридоре столкнулся с Грязновым.

– Ну что, все в порядке?

– Да, да, в порядке. И не жалко вам столько героина?

– Не твое дело, – одернул его Грязнов, – я тут решаю, сколько и чего кому давать. Ты меня понял? Иди к себе.

– Понял, понял.

– Бери его, Колян.

Колян защелкнул наручники на запястьях Комбата.

Тот был покорен, глаза уже начали закрываться, на губах блуждала улыбка, а с уголков рта свисала слюна, густая и белая.

– Ну и вонючий, – сказал Колян, волоча Комбата по коридору.

Тот идти почти не мог, и Коляну пришлось взвалить изрядно исхудавшего за две недели Рублева себе на спину.

– Тащи его в машину, бросишь сзади.

– Потом куда? – покряхтывая, осведомился Колян.

– Потом узнаешь.

Через черный ход Бориса Рублева выволокли во двор и затолкнули в джип, открыв заднюю дверь. Его бросили прямо на запаску, а сверху закрыли брезентом. Грязнов устроился на переднем сиденье рядом с водителем.

– Трогай, Колян.

– Куда едем?

– В Москву. Там этого клиента оставим, пусть найдут мертвого.

На улице было холодно, дул пронзительный ветер. Машина вырулила со двора клиники и уже через пятнадцать минут мчалась по кольцевой.

– Куда дальше? – спросил Колян.

– Давай куда-нибудь поближе к центру, в такое местечко, чтобы было не очень людно. Выгрузишь – и назад.