Андрей Воронин - Большая игра Слепого

Но воспользоваться монтировкой Кругляков не успел. Мужчина в черной кепке вытащил из-под стеганой куртки пистоле с коротким глушителем.

– Э, э, мужик, ты что! Я же инвалид! – по-глупому закричал Кругляков, как будто этим мог остановить убийцу.

И это были его последние слова. Два негромких выстрела в голову – и Кругляков уткнулся дважды простреленной головой в баранку своего «Москвича».

Густая горячая кровь полилась из простреленной головы на ноги, на рифленый резиновый коврик.

Мужчина захлопнул дверцы «Москвича», обошел его, не спеша сел в свой черный «опель» и, запустив двигатель, резко развернулся. Все это было проделано филигранно, колеса даже не коснулись бордюра. Черный «опель» понесся к центру города.

Мертвого Ипполита Круглякова нашли через полтора часа.

За несколько месяцев до того дня, когда поддельные картины, изготовленные художником Брусковицким, заняли место подлинников в хранилище Смоленского областного краеведческого музея, произошло событие, на первый взгляд абсолютно не имеющее отношения ни к картинам, ни к художникам, ни к деятельности Павла Павловича Шелковникова.

Отставной майор КГБ даже представить себе не мог, каковы будут последствия этого события, хотя с его хваленой интуицией он должен был сопоставить его в уме с тем, что знала вся страна.

А произошло следующее. Самолет президента Российской Федерации Бориса Николаевича Ельцина совершил мягкую посадку в Западной Германии. На один день президент покинул Россию для того, чтобы встретиться со своим коллегой и старым приятелем, канцлером Федеративной Республики Германии Гельмутом Колем.

Эта встреча особенно не афишировалась, ибо не носила официального характера. Естественно, о ней писали, в информационных программах прошли короткие сюжеты о том, как Борис Николаевич со своей женой и немногочисленными помощниками отправляется за границу. Также были показаны сюжеты о том, как Бориса Николаевича в Германии встречает Гельмут Коль, канцлер могущественной западной державы.

Встреча считалась неофициальной, поэтому прошла при закрытых дверях. Журналистам была дана возможность, как всегда в подобных случаях, сделать несколько снимков и задать несколько вопросов, но о чем говорил президент России с канцлером Германии для большинства осталось загадкой.

А встреча действительно выдалась теплой, дружеской и плодотворной. Главы двух держав, облаченные огромной властью, успели решить много проблем.

Ельцин летел в Германию лишь за одним: договориться с канцлером Германии о получении Россией крупного кредита.

Кузбасс, как сообщали президенту России, кипел и готов был взорваться: шахтерам не выплачивалась зарплата уже около полугода. Они голодали, спустившись в шахты, выставляли пикеты, писали письма в правительство. Запланированная забастовка должна была получиться самой серьезной за последние годы, а требования бастующих вот-вот могли приобрести политическую окраску, к чему их подталкивала коммунистическая оппозиция: смена экономического курса, отставка президента.

Ельцин относился к угрозе шахтеров очень серьезно.

О том, что происходит в России, знал и Гельмут Коль.

И естественно, он готов был помочь своему другу и коллеге, но, разумеется, небескорыстно. Одно дело, если канцлер пообещает дать кредит, а совсем другое – этот кредит получить. Получение всегда обставляется массой условий. Ельцин и Коль смогли договориться обо всем. Борис Николаевич на экранах телевизоров выглядел довольным и веселым. На пресс-конференции и он, и Коль заявили, что ими достигнута договоренность о возвращении в Германию некоторых художественных ценностей, вывезенных во время войны. Президент, конечно, не горел желанием «разбазаривать национальное достояние», но Коль обещал кредит… Вот и пришлось перед камерами сделать заявление. Конкретики президент не любил, сказал: «некоторые ценности», и не более. И так ясно, в Думе поднимется крик.

Что именно обещано вернуть, он не сказал ни западным газетчикам на заключительной короткой конференции, ни российским журналистам, которые встречали президента в аэропорту.

Обещание же было дано вполне конкретное: по коллекции барона фон Рунге, о существовании которой президент и знать не знал, пока канцлер не назвал это имя. Российский президент тут же поручил помощнику узнать, тот сверился со списком вывезенных ценностей, специально составленным перед отлетом в Германию, и доложил, что коллекция на сегодняшний день предположительно находится в запасниках Смоленского областного краеведческого музея.

Лишь на следующий день, в половине девятого утра, уже в своем кабинете президент России сообщил премьеру, а также его заместителям, что ему удалось договориться с канцлером Колем о получении крупного кредита, который пойдет на погашение задолженности по зарплате шахтерам Кузбасса.

Сказав это, президент замолчал, сдвинул в сторону стопу бумаг, которую просматривал, и задумчиво произнес, глядя на галстук премьера:

– Немцы кредит дадут, но.., существует одно маленькое «но»…

И премьер, и его заместители мгновенно насторожились. По тону, каким были произнесены эти слова, они поняли, что речь пойдет о чем-то необычном, но задавать вопросы президенту никто не решался – все ждали, когда он сам продолжит начатую фразу.

Президент не заставил себя долго ждать:

– Вот чем придется заняться, – немного раздраженно сказал он, – «Дойче банк», из которого пойдут деньги, так просто их не даст. К Гельмуту Колю обратился с просьбой один очень влиятельный человек и попросил знаете что?

Все опять затаили дыхание. «Паркер» в руке премьер-министра застучал о сафьяновую папку.

– Я должен буду сделать жест доброй воли. Россия должна вернуть кое-какие ценности, вывезенные нами из Германии в сорок пятом году.

– Но ведь, Борис Николаевич, закон Думой еще не принят.

– Какой закон? – Ельцин повернул голову и зло сузил глаза.

– Закон о реституции, – уточнил премьер-министр.

– Закон.., закон… – пробурчал Борис Николаевич, – плевать мне на этот закон! Если мы не получим кредиты и не заплатим шахтерам, тогда уже никакого закона не будет.

– Это понятно, – вздохнул премьер и втянул голову в плечи. Смутились и его замы.

– Значит, так. Вот бумага, – президент правой рукой извлек из стопки белый лист, на котором было всего лишь несколько строк отчетливого черного шрифта. – Речь идет о коллекции некоего барона Филиппа Отто фон Рунге. Надо будет найти эту коллекцию и хотя бы часть ее вернуть немцам. Наиболее ценные картины оговорены.

Так сказать, мы должны отдать незаконно взятое. За это «Дойче банк» даст кредит.