Андрей Воронин - Бросок Аркана

Ему, пришедшему в армию без блата и "волосатой руки", пришлось на полную катушку испытать "прелести" самых дальних, самых зачуханных гарнизонов, летать в самых сложных климатических условиях.

Он, желая больше знать и уметь, сделал свою стремительную карьеру только благодаря своим личным качествам – усидчивости, трудолюбию, старательности и.., бесстрашию. Он первым в своей части испытывал новые модели самолетов, первым вырабатывал новые методы и приемы ведения воздушного боя, взаимодействия экипажей. Он учился по ночам, мечтая об Академии, а его послали в Корею – помочь местным "товарищам".

Уже после этой по-настоящему опасной командировки, где он приобрел бесценный опыт в сражениях с американцами, он попал в вожделенную Академию и быстро стал одним из лучших на своем курсе, а затем – опытнейшим, высокопрофессиональным специалистом в области боевой авиации.

Он высоко ценил мужскую дружбу, а еще выше – дружбу мужчин, связанных общим опасным делом, армейским братством.

Для него не было ничего страшнее предательства, трусости, малодушия, стремления решить свои проблемы за чужой счет или спрятаться за чьей-то широкой спиной. Он не понимал, как можно ставить свои личные интересы выше интересов всего большого коллектива, в котором ты живешь, трудишься, воюешь.

Он был настоящим, искренним советским человеком, свято верившим в светлые идеалы, к которым стремилось наше общество. Пусть эти идеалы существовали только в речах коммунистических лидеров, но в том-то и дело, что он был убежден в правильности и лозунгов, и критериев подхода к человеческой морали!

Он был как раз из тех настоящих коммунистов, для которых партия являлась не ступенькой в карьере, а убеждением, религией, преобразующей силой.

Сегодня можно спорить, в чем он был прав или не прав, последователен или противоречив, мудр или наивен, но ведь он оставался таким долгие годы!

И как же мог он измениться настолько кардинально, чтобы предавать уже не только собственные моральные убеждения, но и собственных товарищей, ломать не только устоявшиеся стереотипы поведения, но и моральные правила и границы, переступать не только через собственные гордость и честь, но и через рамки закона – справедливого закона, если уж говорить об антинаркотических статьях Уголовного кодекса!

Как же он мог!

Куда подавался, где потерялся искренний, смелый, честный лейтенант ВВС Тихонравов?!

И наконец, главное и самое страшное: как он мог растоптать последнее, что у него оставалось после его падения, – свою семью! Ведь как иначе назвать то, что он ничтоже сумняшеся подставлял под удар всех – от жены до внуков? Как иначе назвать его поведение, когда, узнав от Мусы Багирова, что именно чеченский главарь организовал попытку изнасилования его дочери, он, боевой генерал, не пристрелил подонка на месте, не плюнул ему в морду, не стер его в порошок, а угодливо и льстиво рассыпался в извинениях, обещая исправиться и чуть ли не на коленях умоляя чеченца больше так не делать?!

Все эти мысли, не в первый раз за последнее время наваливавшиеся на Тихонравова, роем пронеслись у него в голове и сейчас – гораздо быстрее, разумеется, чем можно передать их на бумаге.

Последняя же зацепка – имя Мусы – резко встряхнула его, остановив копание в себе так, как останавливается локомотив с сорванным стоп-краном.

"Муса! Как я его ненавижу! Собственными руками готов его разорвать на мелкие клочки, чтобы никогда даже семя его не возродилось на нашей земле! Вот кто должен понести наказание! Вот из-за кого в первую очередь я должен помочь этим ребятам – и пусть они его уничтожат на корню!"

– Я с удовольствием вам помогу. Я сделаю все, что вы прикажете. И, поверьте, не ради собственного спасения, хотя… Хотя, честно говоря, трудно смириться с мыслью, что я стал преступником, которому нужно бояться суда, прокуратуры и… – Борис Степанович горько усмехнулся, кивнув на Банду, – и офицеров из Федеральной службы безопасности.

– Это понятно, и я вам гарантирую наиболее лояльный подход в случае согласия на сотрудничество с нами, – еще раз подтвердил Бондарович.

– Я буду слушаться вас хотя бы для того, чтобы вы уничтожили Багирова!

– Достал он вас? – очень просто, буднично спросил Аркан. Это словечко из молодежного жаргона сейчас, пожалуй, как никакое другое подходило для определения ситуации.

Тихонравов энергично закивал:

– Достал! Так достал, что терпеть больше мочи нет! Если кто и не имеет права ходить по земле и дышать одним воздухом с честными людьми, так это Муса! Дайте мне автомат или пистолет, и я сам…

– Зачем же, Борис Степанович? – мягко остановил его Банда. – Поручите это дело профессионалам. Ваша задача будет заключаться в ином.

– В чем же?

– Вы с Арканом должны пойти к Багирову и отдать ему наркотики.

– Всю партию?

– Конечно.

– А если он не поверит нам?

– В смысле?

– Если он заподозрит что-либо неладное и не возьмет у нас наркотики?

– Надо его уговорить, Борис Степанович. Надо, – проникновенно сказал Банда, кладя руку на плечо генерала. – Говорите ему что угодно, извиняйтесь за поведение Аркана днем, плетите любые небылицы. В конце концов, вы можете притвориться, будто до смерти напуганы происшедшим и понимаете, что такие шутки с Багировым могут дорого обойтись…

– Тут мне и притворяться не нужно, – горько усмехнулся Тихонравов. – Я и так чуть инфаркт не схватил – я же слишком хорошо понимаю, что значит обидеть Багирова. А Анатолий поступил так нерасчетливо, так залихватски…

– Горячность юности. Не зря же говорят – молодо-зелено. Хотя, с другой стороны, может, оно и к лучшему. – Банда разговаривал с генералом тихо и ласково, успокаивая его голосом и собственной невозмутимостью, – ему нужно было, чтобы Тихонравов ни жестом, ни интонацией, ни неосторожным словом не выдал бандиту своего волнения – от этого зависело в предстоящей операции очень многое.

– Да, конечно…

Банда еще раз похлопал Бориса Степановича по плечу и откинулся на спинку сиденья:

– Тогда переходим к делу.

Он снова извлек из кармана свой сотовый телефон и, быстро набрав номер, будничным голосом, словно ничего особенного не происходило, отдал приказ:

– Дежурный? На связи "Первый". Группу захвата срочно на десятый километр Волоколамского шоссе! Количество группы определяю в составе двадцати человек, командир – капитан Сиваков.

Полная экипировка, возможно сопротивление с применением огнестрельного оружия. О готовности доложить! В точке сбора ждать моих указаний.

Как поняли?

После того как дежурный по базе в точности повторил его распоряжения, Банда выключил телефон и улыбнулся:

– Ну, что напряглись, мужики?