Андрей Воронин - Кроссворд для Слепого

«Значит, я выставлю — семьдесят, — решил Лебединский. — Тоже неплохо. Если учесть тридцатник за раму, то получится заветная сотка.»

Он отыскал свободное местечко. Ему повезло, милиция десять минут тому назад забрала с собой пьяного мужика, разложившего для продажи неполный чайный сервиз. Лебединский постелил на тротуар наследство, доставшееся ему от несчастного любителя выпивки, — глянцевый плакат с суперкроссвордом, сел, сложив ноги по-турецки, картину прислонил к стене. Прежде Фима никогда не торговал, но в нем проснулась память предков — витебских евреев.

— Господа, — кричал он, — не проходите мимо, аттракцион невиданной щедрости, всего, один день на родине великих художников! Настоящая живопись, одна рама чего стоит! Остановитесь, посмотрите!

Люди останавливались, привлеченные не картиной, а криком Фимы, но, когда узнавали цену — сто баксов, тут же переходили к другим торговцам.

Фима кричал им вслед:

— Хорошая вещь дешево не продается. Вы еще пожалеете! — и тут же искал взглядом очередную жертву.

Особенно усердствовал он перед иностранцами. Но те даже не останавливались. Иностранных языков Фима Лебединский не знал, а его картина смотрелась блекло на фоне написанных яркими красками полотен витебских художников. Город буквально бурлил, даже сами горожане удивлялись: неужели в Витебске проживает столько народа и где может разместиться столько приезжих?

Сиверов сидел в «мерседесе» неподалеку от входа в гостиницу «Эридан». Сидел уже давно, с девяти часов утра. Можно было подкараулить Омара шах-Фаруза и его французского приятеля в самой гостинице, но Сиверову не хотелось липший раз попадаться им на глаза. В машине он оставался невидимым для окружающих, следил за улицей сквозь чуть приспущенное боковое стекло. Сигаретный дым тонкой струйкой вытекал на улицу.

Омар и Макс вышли на улицу вместе, их появление предварил выход охранника. Омар смотрелся несколько карикатурно: в зубах сжимал толстую голландскую сигару, пухлые пальцы украшали сразу четыре золотых перстня.

— Ты удовлетворен? — спросил Омар Макса. Тот пожал плечами:

— Маловато для документального сериала.

— Если хочешь, я позволю снять тебе загрузку машины оружием. Это будут подлинные кадры, а не фальшивка.

— Неплохо бы, — отвечал Фурье. — Не могу понять, с чего это ты вдруг стал таким общительным?

— Надоело все, — махнул рукой шах-Фаруз. — Схемы обкатаны до автоматизма, я уже практически ничего не делаю, лишь управляю денежными потоками.

— Ой ли? — покачал головой Фурье. — Ты расплачиваешься своими деньгами?

— Когда как.

Афганец и француз никуда не спешили. Они медленно шли по улице, разглядывая выставленные на продажу картины, украшения, но ничего не покупали. Глеб обратил внимание на то, что Макс несет камеру не в футляре, а в руках, расчехленную, со снятой крышечкой объектива.

«Ничего удивительного, — успел подумать Сиверов, — он профессионал-телевизионщик, должен быть готов начать съемку в любую секунду. „Бегущего волка ноги кормят"“, — вспомнилась ему поговорка.

Чуть позже он заметил небольшую уловку Макса. Индикаторная лампочка, которая загорается в момент съемок, была аккуратно заклеена полоской лейкопластыря, видоискатель поднят вверх — так, чтобы Макс мог видеть в нем то, что находится в поле зрения объектива. Иногда большим пальцем француз скрытно от Омара нажимал кнопку, снимал, при этом продолжал болтать, всячески отвлекая афганца.

— Посмотри, какое милое украшение, — говорил он, указывая на массивный серебряный браслет.

— Из украшений я признаю только золото, — отвечал Омар.

Навстречу афганцу и французу шел полный невысокий мужчина в годах, в белом костюме и купленной тут же на распродаже самодельной соломенной шляпе. При ярком солнце лицо его терялось в тени, были видны лишь идеально подстриженные густые черные усы. Камера Макса работала, хотя он и не смотрел в окуляр. Мужчина, проходя рядом с Омаром, вложил ему в руку записку, после чего принялся изучать сувенирные открытки с видом Витебска на проволочном стенде. Омар не вздрогнул, не удивился, когда встречный человек коснулся его рукой, сжал записку в кулаке и бросил взгляд на Макса — тот, казалось, ничего не заметил.

Глеб, уже теряя афганца и француза из виду, завел двигатель и медленно поехал за ними среди толпы гуляющих людей. На лобовом стекле его машины красовался пропуск: «Проезд всюду». Под сиденьем Сиверова лежал пистолет с глушителем.

«Вряд ли мне придется сегодня им воспользоваться, — думал Глеб, — слишком много народу. Омар осторожен, еще ни разу не появлялся в безлюдном месте, только на публике.»

Черный «мерседес» медленно проехал мимо Омара и Фурье, и объектив телекамеры отразился в тонированном стекле. Глеб доехал до поворота, завернул за угол и остановил машину. Пистолет сунул в карман и поспешил вернуться. Он потерял шах-Фаруза и его спутника из виду всего секунд на двадцать, но этого времени хватило, чтобы произошло следующее.

Держа в руках расписной глиняный кувшин с еще не оторванным ценником, стоял у прилавка сорокалетний мужчина. Его стриженые виски чуть тронула седина. На нем был немного помятый джинсовый костюм, чувствовалось, что к этой одежде мужчина не привык, она мешает ему, сковывает движения. Куда органичнее смотрелся бы на нем военный мундир, сшитый в хорошем ателье. Он немного удивленно смотрел на спутника Омара и даже не подозревал, что камера на короткое время запечатлела его.

Когда афганец поднял голову, мужчина чуть заметно кивнул ему и тут же быстро зашагал по улице. Омар шепнул охраннику пару слов на ухо по-арабски и тут же радостно воскликнул:

— Кажется, это то, что я искал.

Он взял в руки первую попавшуюся картину, безвкусную, написанную анилиновыми красками, — нарисованный всего за несколько часов пейзаж Витебска, залитый лучами заходящего солнца.

— По-моему, она ничего. Хотя я не разбираюсь в живописи, — и он сунул картину в руки Максу Фурье.

Тот, конечно, не был экспертом, но кое-что в искусстве понимал, как всякий творческий человек.

— По-моему, мазня, — убежденно произнес Фурье и поднял голову.

Он был уверен, что Омар стоит рядом с ним, но на его месте почему-то оказался охранник. Шах-Фаруз исчез.

— Где Омар? — спросил француз по-русски.

— Просил подождать, — спокойно отвечал охранник, мерно жуя резинку. Его лицо не выражало никаких чувств, будто так и должно быть. — Он сказал, что сам вас найдет.

Омар же, тем временем избавившийся от спутника, миновав проходной двор, уже выходил на другую улицу.

Сиверов видел Фурье, видел охранника, но те его не интересовали.

«Куда же подевался афганец? Неужели заметил слежку?»