Андрей Воронин - Мертвая хватка

– Э-к, – сказал Пузырь и начал медленно складываться пополам.

Простатит все еще удерживал его руку с пистолетом, хотя в этом уже не было нужды. Лицо Пузыря буквально на глазах посерело, на губах выступила темная, почти черная кровь и тонкой струйкой потекла из угла рта по подбородку.

Глаза Пузыря стремительно стекленели, в них появилось выражение удивления и муки, совсем как у сбитой машиной собаки, подыхающей на обочине дороги.

– Это тебе за Хобота, педрила, – сказал Рыба.

Он с усилием выдернул нож из раны и, когда Пузырь окончательно сложился вдвое, нанес еще один удар – сверху вниз, с размаху, прямо в ямку у основания черепа. Нож вошел в загорелую шею блатного с отвратительным хрустом.

Оставив его торчать в ране, Рыба отступил на шаг, уперся подошвой ботинка в отставленный зад Пузыря и столкнул поверженного гиганта в яму. После этого он осторожно, двумя пальцами, вытащил из кармана белоснежный носовой платок, старательно вытер сначала лицо, потом окровавленные руки и бросил платок туда же, в яму.

– Вот такая ботва, пацаны, – сказал он и полез в карман за сигаретами.

Майков принялся засовывать пистолет за пояс брюк и никак не мог попасть – руки тряслись, совсем как когда-то у Хобота, и вороненый ствол раз за разом скользил по ткани и все время мимо.

– На предохранитель поставь, – сказал Простатит. Голос у него был бесцветный, мертвый. – Алфавиту башку ты уже отстрелил, теперь очередь за твоими причиндалами.

Майков взял себя в руки, поставил пистолет на предохранитель и, старательно прицелившись, засунул-таки его за пояс.

– Машину вести сможешь? – спросил он у Рыбы.

– А надо? – отозвался тот. – Все равно мы покойники.

Блатные нас из-под земли достанут.

– Руки у них коротки, – процедил папа Май. Челюсть у него все еще подрагивала, и говорить приходилось сквозь зубы. – Не знаю, как в Штатах, а в Австралии им нас точно не достать.

– А уж в Антарктиде" – скептически протянул Простатит.

– Можешь оставаться, – сказал ему Майков. – Давай, Рыба, выгоняй машину, я пошел собираться.

Перед тем как уйти, он не отказал себе в удовольствии набрать побольше слюны и харкнуть на труп Алфавита, который ухитрился своей смертью окончательно сломать Виктору Майкову жизнь. Наблюдавший за тем, как он это делает, Простатит задумчиво покивал мордатой башкой, и было непонятно, одобряет он поведение Майкова или, наоборот, осуждает.

Впрочем, теперь это уже не имело никакого значения. Все счета были погашены или просто перечеркнуты крест-накрест, впереди была дальняя дорога с пустыми хлопотами.

Папа Май намеревался отдать старым корешам последний долг – вытащить их из России, увезти куда-нибудь подальше и ссудить на первое время деньгами. А дальше пусть сами решают, как быть. Если, к примеру, Виктор Майков вдруг перестал кому-то нравиться, что же тут поделаешь, насильно мил не будешь…

Сборы были недолгими. Папа Май сбегал к себе в кабинет и вытряхнул в дорожный саквояж содержимое потайного сейфа – кое-какую наличность, заранее заготовленные паспорта с открытыми визами, – словом, все, что сберегал на черный день, на случай непредвиденного и поспешного отъезда. Спускаясь по лестнице, он на секунду остановился, осененный неожиданной мыслью: а на кой черт ему в Австралии эти два покалеченных быка? Друзья юности? Ох, не надо меня смешить, не до смеха мне сейчас… Ведь с ними же нянчиться придется, как с детьми малыми, да и во время паспортного контроля из-за их рож могут возникнуть проблемы.

Впрочем, он быстро справился с собой по той простой причине, что отделаться от Простатита и Рыбы в данный момент было намного сложнее, чем взять их с собой.

Джип уже стоял у крыльца, приглушенно ворча работающим на холостых оборотах двигателем. Папа Май бросил саквояж на заднее сиденье, поставил ногу на подножку и в последний раз оглянулся на дом и двор, в которые вложил столько денег и нервов. Да, если бы не этот дом, если бы не его глупая тяга к красивой жизни, не проклятое желание быть не хуже других, сейчас ему никуда не пришлось бы бежать.

«Смешно, – подумал папа Май. – Из-за чего, спрашивается, разгорелся сыр-бор? Если разобраться, то из-за сущей ерунды. Подорвался на очкастом агрономе, как на противопехотной мине, и полетел вверх тормашками в тартарары, за тридевять земель, в тридесятое царство – в Австралию, а может, в Австрию, это уж как повезет». «Куда билеты будут, туда и полетим», – решил он и посмотрел на часы. С момента смерти Алфавита прошло уже целых шесть минут – пожалуй, слишком много в сложившейся ситуации. Майков забрался на сиденье и захлопнул дверцу.

Ворота уже стояли нараспашку. Рыба выжал сцепление, дал полный газ и плавно отпустил педаль. Джип сорвался с места, как стартующий с палубы авианосца истребитель, пулей выскочил за ворота, вывернул, едва не опрокинувшись на бок, на дорогу и устремился в сторону аэропорта.

В тот момент, когда папа Май захлопнул за собой дверцу машины, в кармане убитого Алфавита зазвонил мобильный телефон. Через некоторое время к нему присоединился телефон Пузыря. Мобильники звонили и звонили, но поблизости не было никого, кто мог бы ответить на вызов. Звонки продолжались почти две минуты, а потом оба аппарата разом замолчали, как будто те, кто пытался дозвониться до мертвецов, осознали, наконец тщетность своих усилий. Через минуту после этого во дворе появились люди Алфавита, а спустя еще две минуты из ворот букреевского коттеджа на огромной скорости вылетели два джипа – блестящий парадный «чероки» и звероподобный, угловатый, уродливый «хаммер».

Первым погоню заметил Рыба, к услугам которого было целых три зеркала заднего вида. Он выплюнул в открытое окошко окурок, поднял стекло и, не поворачивая головы, спросил у папы Мая:

– Слышишь, Май, ты молитвы какие-нибудь знаешь?

Майков не стал отвечать на этот риторический вопрос, смысл которого стал ему понятен даже раньше, чем Рыба успел произнести его до конца. Вместо этого он крутанулся на сиденье и через широкое заднее окно посмотрел назад, на стремительно вылетавшую из-под высокой кормы джипа ленту сухого серого асфальта.

– Суки, – сквозь зубы процедил папа Май. – Волки позорные! Газу, Рыба, газу!

– Это джип, а не «феррари», – заметил Рыба, прибавляя скорость.

– Они тоже не на «болидах», – резонно возразил Майков. – Гони, братан, гони! Не оторвемся – труба. Да гони же ты, мать твою!

– А я что делаю? – огрызнулся Рыба.

Он действительно гнал, наплевав не только на правила, но и на нехорошую привычку всех без исключения джипов опрокидываться на крутых виражах. Во время обгонов в машине становилось по-настоящему страшно, зато сократившееся было расстояние между серебристой «тойотой» и джипами преследователей начало понемногу увеличиваться.