Андрей Воронин - Пророк

– Говорить с ним буду я, – предупредил Прошкин и что было силы ударил ногой чуть повыше замка входную дверь. Та, хоть и не была заперта, треснула пополам. Отскочившая дверная ручка запрыгала по полу. – Ни с места! Стоять! – закричал Прошкин, с автоматом наперевес врываясь в гостиную.

Леонард в махровом вишневого цвета халате, из-под которого торчали тонкие тщательно выбритые ноги, сидел в глубоком кресле перед телевизором. В ногах у него – молодой парень с выкрашенными в желтый цвет волосами. Оба недавно выбрались из-под душа, распаренные, разомлевшие и счастливые. Леонарду показалось, что он видит дурной сон: пятеро ОМОНовцев в бронежилетах с автоматами оказались у него в гостиной…

– Встать, петух! Мордой к стене!

Не дожидаясь, пока Леонард и его любовник исполнят приказание, ОМОНовцы подтащили их к стене, сорвали халаты. Коммерсант и его друг стояли голые, широко расставив ноги и упираясь руками в стену. Они дрожали от страха и лишь жалобно вопрошали:

– Мужики, вы что?

– Пидар мокрый! – хрипел в самое ухо Леонарду Куницын. – Где винтовка?

– Вы с ума сошли! Оружия в доме нет.

– Где оно? – рявкнул Прошкин, ударяя Леонарда ребром ладони по печени.

Этого ему показалось мало, и он тут же локтем заехал Леонарду в позвоночник. Самым большим желанием спецназовцев было прикончить Леонарда на месте, но прежде стоило выяснить, где снайперская винтовка. Вдруг этот урод продал ее какому-нибудь психу? Только это удерживало спецназовцев от скорой расправы.

Леонарду в кровь разбили лицо. Даже если бы он захотел говорить, ему не давали это сделать.

Он уже не мог стоять на ногах. Ему сковали руки за спиной и бросили на пол. Так он и лежал – голый, мокрый, перепачканный кровью и собственной блевотиной. Его любовнику досталось меньше, про того почти сразу забыли, лишь только он от страха упал на пол. Мальчишка отполз в угол, сидел и плакал.

Леонард с трудом открыл глаза. Кровь текла из разбитой брови, губы распухли. Что-что, а вести допрос с пристрастием спецназовцы умели.

Они при желании могли добиться любого признания, самого нужного и самого невероятного. Захоти они сейчас, чтобы Леонард признался, что убил и изнасиловал покойных родителей, коммерсант с готовностью подтвердил бы это.

– Значит так, педрила, – подняв коммерсанта за волосы, Прошкин заглянул ему в глаза, залитые кровью, – я буду считать до трех. Если на счет «три» я не услышу вразумительного ответа, буду бить тебя педрильской рожей о землю, – Прошкина не интересовало, что в гостиной плиточный пол. – Буду бить до тех пор, пока она не превратится в блин. Но и тогда ты не сдохнешь.

Сдохнешь, когда этого захотим мы. Сломаем тебе пальцы, оторвем яйца, в задницу засунем бутылку шампанского вместе с пробкой и станиолем.

Потрясем ее, и она взорвется. Ты получишь такой кайф, педрила, какого не испытывал никогда в жизни.

– Что я должен сказать? – понимая, что слова спецназовца, угрюмого и наглого, не пустая угроза, прошептал Леонард.

– Где винтовка? – прямо в ухо крикнул ему Прошкин. – Винтовка где? Раз…

Шофер уже беспокоился. Он-то думал, что Куницын мирно сбегает за водкой и ребята, не теряя времени, поедут на блокпост. Дом же Леонарда ходил ходуном. Шофер заглянул в кузов, подтянувшись на руках. Под брезентом никого не оказалось. «Куда это они все? В очередь все выстроились, что ли? По одной бутылке на руки дают или как? Наверное, без денег решили „водяру“ взять. Совсем в долбанной Чечне с ума посходили!»

Шофер поднял капот, забрался в машину, открыл дверцу, ноги поставил на ступеньку и закурил, наблюдая за пылающими электрическим светом окнами.

– Два! – в ухо Леонарду крикнул Прошкин.

– Здесь, здесь винтовка, – прошептал Леонард.

– Вот видишь, и признался. Память к тебе, ублюдок, быстро вернулась. Показывай винтовку, из которой ребят уложил!

И тут Леонарду сделалось плохо. До него дошло, чего добиваются эти мрачные, страшные люди. Он никогда не скрывал, что у него есть винтовка, но и не особенно афишировал этот факт. Иногда с каким-нибудь очередным своим дружком выезжал за город, в лес, на полянку, и там, чтобы продемонстрировать свою мужественность, облачившись в камуфляж и майку в облипку, стрелял из снайперской винтовки по воронам, иногда – в ствол дерева. Его малолетних приятелей подобные выходки Леонарда приводили в трепет и умиление. Леонард знал это и пользовался снайперской винтовкой как отмычкой к сердцам юных педиков.

– Она в доме.

– Где?

– Я никого не убивал, никого!

И тут он получил такой удар в голову, что мозги чуть не выскочили через уши. Четыре передних зуба ввалились в рот. Леонард лежал на полу, истекая кровью.

– Умираю…

– Я еще не сказал «три».

Прошкин за волосы поднял Леонарда, взял со стола большую бутылку минеральной воды, ножом срезал горлышко и принялся лить охлажденную воду на голову жертве.

– Пришел в себя?

– Ты его замочил, Витя, – сказал Уманец.

– Я бы его там, в Чечне, в два счета замочил и уши отрезал бы, здесь грех на душу не возьму.

Где винтовка?

– За холодильником…

Майор Грушин был, наверное, единственным во всей бригаде спецназа, кто не боялся ходить пешком по Ельску. И не потому, что ему не дорога была собственная жизнь, а просто майор привык к опасности и понимал, что если Богу угодно, то человек погибнет, даже находясь под бронированным колпаком. Если же Бог не желает его смерти, то сам черт ему не страшен, он пройдет сквозь шквальный огонь, его станут расстреливать в упор, но все пули пролетят мимо и другим просвистят свою страшную песню.

Было уже темно, когда Грушин подошел к КПП. Он, не торопясь, прикурил сигарету, бросил ее в мусорницу и лишь после этого толкнул дверь. Солдат дернулся, вскинув руку к виску. Майор с ленивым достоинством козырнул и произнес:

– Спокойной ночи, сынок.

Солдат неуверенно повертел в руках заклеенную скотчем картонку, а затем окликнул:

– Товарищ майор! Разрешите обратиться?

– Разрешаю, – улыбнулся Грушин, не ожидая такого четкого исполнения уставных отношений.

– Тут какой-то сумасшедший приходил, сказал, что ему девка в киоске дала…

– Куда дала? – улыбнулся майор. – И сколько раз?

– Картонку какую-то.., для командира бригады. Но командир-то в Чечне, а подполковник Кабанов вернется ночью. Мужик говорил – «срочно», вот я вам и отдаю.

Майор взял картонку, повертел в руках, подошел под фонарь, сорвал скотч, развернул и прочел. Получалась какая-то хрень: какая-то Валя, киоск на площади России. «Черт знает что! Неужели мои ребята на нее наехали? Вот свиньи!»

Он вспомнил прошлогодний случай, когда спецназовцы пытались на праздник города взять водку в киоске, несмотря на запрет Цветкова торговать спиртным.