Андрей Воронин - Русская сталь

— Можно? — спросил Вадимыч и прошел в калитку, не дожидаясь ответа. Звякнув цепью, на него с рычанием кинулся лохматый пес.

— Нам бы хозяина, Григория Матвеича. Женщина резко обернулась, едва не опрокинув ведро.

— А вы кто?

— Друзья-товарищи.

— Заходите, раз так.

Войдя следом за ними, она молча достала бутыль со сливовой самогонкой, принесла тарелку с нарезанной вареной колбасой.

— Мы не за этим, — начал было Глеб.

— Умер он, — тихо произнесла женщина. — Раз уж зашли, помяните. Вадимыч открыл было рот, но закашлялся. Наконец выдавил из себя:

— Давно?

— Да уж лет десять.

— Я понятия не имел, иначе пришел бы на похороны.

— А мы никому не сообщали, — женщина отвела взгляд в сторону. — Папа ведь руки на себя наложил… Повесился, одним словом.

— Понятно…

— Так выпьете или нет?

Глеб не очень хотел, чтобы у бывшего моряка закрутилась похмелка. Но отказываться было нельзя. Опустошив по полстакана, они одинаково закусили ломтиком вареной колбасы.

— Извините, что суем свой нос, — начал Сиверов. — Не ради досужего любопытства. Может, вы, как дочь, знаете…

— Ничего не знаю, — резко оборвала молодая женщина. — Жил себе жил, потом взял и повесился.

— Тогда ладно, не будем мешать. Пошли, Вадимыч.

Хозяин пивной выглядел подавленным. Пропихнул в «девятку» свое крупное обрюзгшее тело и с мрачным видом закурил.

— Видел бы ты его. Весельчак, бабник. У всех, кто уцелел из экипажа, в ту ночь жизнь переломилась надвое. Потом уже ничего хорошего не было.

— Было. Ты ведь работал в поисковой команде, поднимал людей, чтобы родственникам отдать.

— Врагу не пожелаешь такой работенки. Трупы, трупы… Как будто на тот круиз собрались все отпускники страны. И каждый труп шевелится от течения. Один руками машет, будто хочет о чем-то предупредить. Другой отворачивается, будто отказывается от подъема. Больше двух дней никто из спасателей не выдерживал. Может, сейчас у людей нервы стали покрепче. Вон, по телику каждый вечер мертвецы. А нас тогда мороз по коже пробирал… Хотя ты отчасти прав. Я со спасателями вроде как горькое лекарство принял. И потому не полез в петлю, как Баженов.

— Куда тебя забросить? Домой?

— Нет уж, лучше на работу. Надо делом заняться, а то буду сейчас сидеть и представлять, как он голову в петлю сует.

Можно было не сомневаться — бывший член злополучного экипажа больше не переступит порог деревянного дома на окраине. А вот Слепой не стал откладывать, завез Вадимыча и сразу развернулся назад.

Молодая женщина, похоже, ждала Глеба. Так ждут большой неприятности после дурного предзнаменования. Разговор предстоял нелегкий.

— Сам я издалека, — сообщил Сиверов. — До сегодняшнего дня ничего про вашего отца не знал. Приехал по делу. Нравится нам это или нет — ваш отец имел к нему отношение.

— Поимейте совесть, не копайтесь в чужих могилах.

— Я вас понимаю. И все-таки не уйду. С вашей помощью мне надо кое-что выяснить.

— Не дождетесь. Знаю, что вам нужно: облить грязью отца, найти еще одного виноватого.

— Мертвых судить — пустое занятие. Меня интересуют живые. Доброе имя отца теперь не его, а ваше достояние, никто его отнимать не намерен. Ни одно слово, произнесенное здесь, не попадет ни в какие ведомства, ни в газеты. Все останется между нами.

— Не хочу я от вас обещаний. Хочу жить, как жила, понятно?

— Отец мог поделиться с вами. Мог оставить предсмертную записку. У всякой истории есть продолжение. Прошлое тысячью нитей связано с будущим. Если я лезу к вам в душу, значит, есть основания для беспокойства.

— Я знала, что меня не оставят в покое. Однажды явится человек ниоткуда и будет требовать ответа. На каком основании? Допустим, вы говорите правду, все останется между нами. Значит, вы одиночка: работаете лично на себя. Ваши красивые речи прикрывают шкурный интерес.

Она бросала обвинение за обвинением. Но на самом деле хотела только доказательств его честности. Сиверов снял защитные очки.

— Вы ведь женщина, в конце концов. У каждой женщины есть шестое чувство, оно работает вернее, чем самые современные детекторы лжи. Иногда ей просто хочется быть обманутой, но сейчас не тот случай. Давайте посмотрим друг другу в глаза, и вы раз навсегда решите: можно мне доверять или нет. Если нет, я уйду и больше не появлюсь. Найду другие способы докопаться до правды. Плохо, что время придется потерять, но ничего не поделаешь.

Он замолчал. Дочь Баженова продолжала стоять отвернувшись к окну. Потом вообще ушла из комнаты. Слышно было, как она высыпала вымытые сливы в таз, собираясь варить варенье.

Наконец она вернулась, встала в двух шагах от Глеба и пристально взглянула на него. Прошла одна минута, другая. Было видно, что она колеблется..

— Я помогу вам, — медленно произнес Слепой. — Начну сам. Незадолго перед выходом в рейс к вашему отцу обратились с просьбой…

— Мы всегда жили бедно, — добавила она. — А тут брата забрали в милицию — влез по дурости в историю. У отца вымогали три тысячи, иначе Колю отправят в колонию для несовершеннолетних. А тут человек появился, попросил разыскать на корабле одну штуку. Сказал, что она важна ему как память.

— Ему или кому-то другому?

— Не знаю. Отец открылся мне за месяц до смерти. Наверное, стало невмоготу. Надеялся, что полегчает, а вышло наоборот. Если бы корабль был военным, папа никогда бы не согласился. Но он решил, что дело безобидное, никаких государственных секретов он не выдаст, если найдет спрятанный крест.

— Крест?!! О таком предмете Сиверов меньше всего ожидал услышать.

— Этот тип сказал, что ищет крест, спрятанный на корабле давным-давно. Еще до войны, когда пароход был немецким. Вещь не золотая, из стали. Отец выразил сомнение, что крест уцелел. С пароходом столько всякого случилось: он подрывался на мине, тонул, ремонтировался, перегонялся из Балтийского в Черное море.

— Крест. Это же иголка в стоге сена, — пробормотал Сиверов.

— Он объяснил отцу, что крест достаточно большой, вот такого размера, — дочь Баженова развела руки, показывая приблизительную величину. — Короче, отец взялся за это дело. Подумал, вдруг получится. Решил не терять времени даром и начал поиски еще до отправления. Когда «Лазарев» отчалил, отправился осмотреть трюм. Он не хотел привлекать внимания. Первый час рейса был в этом смысле очень удобным. Весь экипаж занят, никто без дела не слоняется.

— Он вручную открывал задвижки, переходя из одного отсека в другой?

— Придумал предлог на случай, если кто-то из команды увидит. Он никогда не скрывался от других. Очень нервничал и спешил… Тут вдруг борт пробило. Вода хлынула под таким напором, что машинное отделение моментом затопило — там никто не выжил. Отец, захлебываясь, пытался закрыть задвижки. Одну закрыл наполовину, но дальше его подняло водой наверх, к самой переборке, и нырнуть он уже не мог.