Андрей Воронин - Слепой в шаге от смерти

«Перекусим и за дело».

Вяткин включил автоответчик. За время его отсутствия записалось несколько звонков, но все они были неважные, и Эдуард лишь скривился.

Глаза фотографа поблескивали, от усталости его покачивало.

"Чай, чай.., крепкий чай – вот что меня спасет.

И парочку таблеток для возбуждения".

Пока чайник закипал, он уже успел сделать себе два огромных бутерброда: один – с ветчиной, второй – с холодной телятиной. Быстро их съел, запивая горячим крепким чаем, затем проглотил таблетку и через десять минут почувствовал прилив бодрости. Глаза уже не блестели болезненно и воспаленно. Эдуард включил музыку и направился в фотолабораторию. Самое главное – это пленки, те, которые хранились на дне кофра. Он быстро их проявил, а пока пленки сохли, выпил еще чашку чая. Затем начал просматривать негативы.

«Отпечатаю все, чего бумагу жалеть! Пусть Бутаков сам выбирает».

Квартира у Эдуарда Вяткина была трехкомнатная. Маленькую комнату занимала фотолаборатория, оснащенная так, что мог позавидовать любой фотограф. Лаборатория была самой современной, и стоило все это огромных денег. Но она себя окупала, и окупала сторицей.

Вяткин не бедствовал. Жил он, естественно, не только на те деньги, которые платил ему Бутаков:

Эдуард неплохо подрабатывал в журналах и во всевозможных бульварных газетенках. Там, правда, платили ему не так уж много, но зато к качеству особо не придирались.

«Ничего себе! – Эдуард восхищенно присвистнул, облизывая пересохшие губы, когда один за другим начали появляться отпечатки. – Ну дает, ну молодец! – снимки были не просто хорошими, а замечательными, мужчина на фотографиях получился прекрасно. – За такие снимки у Бутакова можно и премию сорвать».

Хотя Григорий Германович, и Вяткин знал это, за хорошую работу всегда и сам расплачивался соответственно. В скупости или недальновидности обвинить его было невозможно: платил Бутаков всегда щедро, как бы даже вперед, на перспективу.

Зазвонил телефон. Вяткин стряхнул пепел с рукава и потянулся к трубке.

– Алло, – устало сказал он в микрофон.

– Ну что, работа сделана? – раздался знакомый голос.

Поскольку с ним не поздоровались, Эдуард решил ответить взаимностью и сразу перешел к делу:

– Через полчаса или, точнее, минут через сорок снимки будут сухие.

– Можно приехать забрать?

– Да, можно. Но лучше завтра. Я очень устал, хочу отдохнуть.

– Завтра, между прочим, уже давно наступило, – заметил Кириллов, а это был именно он, и добавил:

– Так что, скоро будем.

– Завтра – это днем, я имею в виду.

– Нет, не получится. Мы тоже, Эдуард, люди подневольные, нам велели сейчас забрать.

– Ну, тогда приезжайте. А «это самое» привезете?

– Привезем.

– В таком случае, я тем более не в претензии, – Вяткин приободрился, положил трубку и занялся просушиванием фотографий.

Он ходил по комнате, пил чай, курил, потирал руку об руку, наблюдал за тем, как медленно прокручивается барабан глянцевателя. Дело было сделано, можно сказать, деньги уже в кармане. А как потратить их, Эдуард уже придумал.

Снимки высохли. Он сложил их в две аккуратные стопки, рассовал по конвертам. Затем долго возился с негативами, прекрасно зная, что Бутаков и его люди всегда требуют не только снимки, но и негативы к ним.

– Хитрые, не оставляют следов! – запаивая в пластик негативы, бормотал фотограф, – захотел бы, мог бы дубликаты сделать, но.., лень.

В дверь позвонили. Вяткин включил свет в лаборатории и неторопливо двинулся к входной двери. Он заглянул в глазок. Лев Кириллов улыбался. Эдуард повернул ключ, отодвинул стальную щеколду из нержавейки и впустил гостя. Гость оказался не один.

– Доброе утро, – усмехаясь, сказал Кириллов и протянул руку.

– Мокрая, – объяснил Вяткин.

Кириллов потряс руку фотографа за запястье.

Аналогичным образом поздоровался и Аркадий Груздов.

– Ну, что, работа сделана?

– Сделана, – подтвердил Эдуард, поглядывая на дипломат в руках Груздова.

– Дай посмотреть.

– Смотри, не смотри, – все как всегда. Баба та же, только партнеры меняются. Вот уж она вас выручает! Сносу ей нет.

– Не болтай, – предостерег Кириллов, – будешь много говорить, мало проживешь.

Вяткин в ответ расхохотался, причем вполне искренне, восприняв слова Кириллова как добрую шутку.

– Дай посмотреть.

– Вон лежат, – указал на столик в фотолаборатории Эдуард.

Кириллов подошел, вытряхнул снимки из одного конверта, быстро посмотрел. Два из них показал Груздову и взялся за второй конверт.

– Ты бы, Лев, с ней тоже не отказался? – спросил Аркадий.

– Да, честно признаться, не отказался бы. Только у меня денег не хватит, чтобы этой красотке ставку заплатить.

– Договорись с Бутаковым, может, он проплатит твой отдых, – все трое засмеялись. – Вот и порядок. Негативы давай, – это было сказано уже фотографу.

– На хрен они мне нужны, бери.

– Они в сумму оплаты входят.

Вяткин отдал негативы.

Аркадий Груздов поставил на стол дипломат, повертел блестящие колесики кодовых замочков, раздался щелчок, и дипломат открылся. Конверты и негативы тут же исчезли.

– А деньги? – спросил Вяткин.

– Да, деньги… Бутаков сказал, сам отдаст.

– Как это сам? Мы же с ним всегда так – я ему снимки, он мне бабки. Так не пойдет, ребята. Вы сказали – привезете.

– Пойдет, Эдуард, пойдет. Ты не нервничай, не ерепенься.

– Моя работа – ваши деньги.

Вяткин не на шутку разошелся и останавливаться не собирался. Он рассчитывал на эти деньги, знал, Бутаков всегда платит сразу из рук в руки, а тут начинаются какие-то непонятные проволочки. Пепел с сигареты падал прямо на пол, а Эдуард зло метался по квартире, потрясая кулаками.

– Ну, побегал? – остановил его Лев Кириллов и тяжелым взглядом буквально припер к стене.

– Да, успокоился.

– А теперь сядь вот в это кресло и не дергайся.

– Зачем это я буду садиться?

– Сядь и послушай. Я тебе кое-что, Эдуард, хочу рассказать.

– Что ты мне можешь рассказать?

– Объясню.

– Мне не твои объяснения нужны, а деньги.

– Да Ты сядь, не волнуйся.

Эдуард сел в кресло и затылком почувствовал, что его голова уперлась во что-то твердое. Он резко повернулся: ствол пистолета с коротким глушителем смотрел ему прямо в глаза – черный, пустой и страшный.

– Вы что, ребята? Кончайте шутить!

– А почему бы не пошутить, Эдик?

– Это.., правда.., шутка?

– Конечно, шутка…

Но шутить ни Груздов, ни Кириллов не собирались. Груздов держал пистолет, целясь фотографу в глаз.

– Если ты, Эдуард, сейчас шевельнешься или пискнешь, пуля войдет тебе прямо в глаз, расшибет затылок, и мозги разлетятся по всей квартире. Так что, будь умницей и не дергайся. А ты давай, сказал Груздов, кивнув Кириллову.