Андрей Воронин - Ставки сделаны

Второй среагировал мгновенно. Пистолет хлопнул, и Марку показалось, что левое легкое проткнули раскаленной спицей. Он вдохнул, но так и не смог выдохнуть. В глазах побагровело, виски тут же оказались в тисках боли.

Еще одна пуля вонзилась ему в живот, отбросив к стене.

Пятясь, Марк снова вскинул пистолет и, уже почти не целясь, разрядил обойму в черную тень, очертания которой внезапно потеряли четкость. И хотя его рукой водил слепой случай, две пули нашли цель. Выронив пистолет из простреленной руки, человек в черном балахоне коротко вскрикнул, но вторая пуля тут же оборвала этот крик: она вонзилась ему точно в лоб.

Марк ощутил, как ноги его стремительно делаются ватными, а в животе сплетаются железные змеи. Выронив пистолет, он, зажимая одной рукой кровоточащее отверстие в животе, сделал несколько шагов в направлении двери подъезда.

У него еще нашлись силы на то, чтобы повернуть ручку и толкнуть массивную железную плиту, но после этого сознание оставило его, и Марк рухнул плашмя прямо на пороге.

Свет в его глазах уже практически померк, когда к нему с криком кинулась женщина, выбежавшая из шикарного «порше»:

– Не-е-ет!!!

Она птицей взлетела по ступенькам подъезда и упала на колени рядом с неподвижным телом. Взяв голову Марка в свои ладони, женщина принялась целовать его лицо и шептать что-то бессвязное. Из потока ее слов можно было разобрать только часто повторявшееся «не умирай».

– Поздно. Его ранения несовместимы с жизнью, – произнес чей-то бесстрастный голос прямо над ней.

Она вздрогнула от неожиданности и вскинула голову: рядом стоял мужчина средних лет, спортивного телосложения, с пистолетом в руке. В нагрудном кармане его рубашки блестела отраженным лунным светом авторучка из серебристого металла – или какой-то похожий на нее предмет.

– Кто вы? – глаза женщины расширились от ужаса.

Похоже, она сама знала ответ.

– Я тот, кто делает контрольный выстрел, – будничным тоном произнес человек.

Так спокойно мог бы представиться пришедший по вызову сантехник.

Женщина не стала кричать. Она упала ничком и прижалась к Марку, сердце которого в этот самый момент перестало биться.

Человек выстрелил дважды.

Они просидели на кухне всю ночь. От истории с Люсей разговор плавно перешел к военному прошлому Панкрата, и тот, удивляясь сам своей откровенности, рассказал журналисту о тех днях, когда подразделение «ноль» занималось превентивными операциями в тылу боевиков. Рассказал о том, как по воле счастливого стечения обстоятельств пережил ликвидацию двух личных составов отряда, а также о покушении на него самого, после которого выжил лишь благодаря умелым рукам нейрохирурга.

Журналист оказался настоящим асом в умении построить непринужденную беседу. Они дымили сигаретами так, что Кузьма в конце концов вынужден был время от времени ходить на балкон, чтобы отдышаться и прочистить легкие.

Когда в окне посветлело, Слава сказал:

– Достаточно.

А когда Панкрат вскинул на него недоуменный взгляд, пояснил:

– Для статьи уже хватит.

Такой прагматизм подействовал на Панкрата словно ушат ледяной воды. Заметив, как он нахмурился, журналист вытащил из пачки очередную сигарету – она оказалась последней – и произнес извиняющимся тоном:

– Я полон впечатлениями по самую макушку, и единственное, чего мне сейчас хочется, это сесть за клавиатуру компьютера и набирать материал. Это будет настоящая бомба…

Панкрат покачал головой.

– Не надо бомбы, – спокойно, но твердо произнес он.

Прикурив, Слава глубоко затянулся и выдохнул дым через нос.

– Почему? – спросил осторожно, с внимательным прищуром.

– Когда она взорвется, от нас с вами, – Панкрат сделал ударение на этом слове, – ничего не останется. Эта система не любит свидетелей.

Журналист передернул плечами. На его лице было написано искреннее непонимание.

– Тогда зачем…

Панкрат поймал виноватый взгляд Кузьмы и, подавшись вперед, аккуратно взял из пальцев журналиста дымящуюся сигарету.

– А вот зачем, – медленно проговорил он, глядя ему прямо в глаза. – Этот малахольный, – кивок в сторону хакера, – сказал нам, что ты вхож чуть ли не в высшие эшелоны власти. Нужно, чтобы история этой девчонки стала известна как можно выше. В свое время твой коллега помог мне прорваться к самому президенту.., а ты должен свести меня с кем-нибудь из гребаного правительства. Я хочу, чтобы у этой девчонки не было проблем, понимаешь? Хочу дожить до конца своего отпуска и знать, что все эти уроды из теперешнего отдела «ноль» получили по заслугам…

Панкрат затянулся и машинально смял окурок в пепельнице.

– Я реально смотрю на вещи, – продолжил он, придавив Славу тяжелым взглядом. – Это не голливудский боевик, и я – не Рембо. Истребить их в одиночку я не смогу.

Деятельность таких служб прекращают в высоких кабинетах с помощью авторучки, а не на поле боя с автоматом в руках. Чтобы добраться в эти кабинеты, мне нужен ты.

И точка.

Журналист с тоской посмотрел на дымящийся в пепельнице окурок.

– Сигарет больше нет, – устало проговорил он. – Надо идти в магазин.

– Кузьма сходит, – Панкрат посмотрел на хакера так, что тот немедленно поднялся со стула. – Так что, рыцарь пера и чернила, поможешь? Или мне самому?..

– Я попробую, – Слава посмотрел ему прямо в лицо и, не моргнув, выдержал долгий пронзительный взгляд бесцветных, словно выгоревших на солнце, глаз. – Кое-какие знакомства остались, но их нужно освежить, – он усмехнулся. – Даже скорее спрыснуть. Понадобится несколько дней.

Вас это устроит?

– Что за знакомства?

– Разные, – уклончиво ответил журналист, но, посмотрев на выражение лица Панкрата, поспешил уточнить:

– Одно время я был вольнонаемным спичрайтером у нынешнего советника президента.

– «Спич».., кем? – переспросил тот.

– Райтером. То есть человеком, который пишет речи.

Для выступлений на телевидении, радио или перед народом.

Ни один большой политик никогда не пишет такие вещи сам: у него на это просто времени нет.

– Ответ исчерпывающий, – Панкрат удовлетворенно кивнул. – Советник президента – это совсем неплохо. Ты думаешь, он порядочный человек?

– По крайней мере, таким он мне показался, – журналист пожал плечами.

– Казаться порядочными – это и есть самая главная работа политиков, – заметил Панкрат. – Ладно, тебе виднее, ты у нас инженер человеческих душ.

Он ненадолго задумался, потирая лоб. Потом поднял глаза и произнес:

– Вот только сроку я тебе могу дать – один день. Ты не представляешь, как спорится работа у той службы, на пути которой мы сейчас встали. К тому же наследили немало..