Марина Воронина - Катюша

— Ты чего, Скворцова?

— А? Ничего, — встрепенулась Катя. — Что — Славик?

— Славик его из-под земли достанет, — разъяснила Верка. — Во всяком случае, попытаться можно. Лучшая защита — это нападение, слыхала? И потом, сдается мне, что я эту гладкую рожу где-то уже наблюдала. Клиент, что ли? Нет, не помню. Но вспомню непременно, дай только срок. Тише, тише, детки, дайте только срок...

— Будет вам и белка, будет и свисток, — закончила за нее Катя, старательно мусоля сигарету, которая ни в какую не желала раскуриваться. — Ну, на что он тебе сдался, этот мужик?

— Во-первых, не мне, а тебе, — снова поднимая к потолку каплевидный полированный коготь, ответила Верка. — Как минимум, дашь ему в рыло. Сама не захочешь, так хоть посмотришь, как другие за тебя это сделают.

— А во-вторых?

— А во-вторых, брось эту сигарету и возьми другую. Ты же фильтр зажгла, тундра...

— Наливай, Волгина, — сказала Катя, бесшабашным жестом отбрасывая испорченную сигарету в угол. Все было просто и понятно: в целях самозащиты следовало найти странного незнакомца, испытывающего необъяснимую идиосинкразию к концептуальной фотографии, и убедить его в том, что концептуальная фотография — это хорошо, путем набития рыла... то есть, простите, лица. — Давай напьемся.

— А сейчас ты, надо полагать, трезвая, — хмыкнула Верка, не скрывая сомнения. — А, ладно, гулять так гулять!

Она, не глядя, сунула фотографию за спину, на захламленную полку, и потянулась за бутылкой.

Катя открыла глаза и сразу с ужасом поняла, что проспала, потому что в комнате было светло, и не просто светло, а солнечно. Конечно, график у нее свободный, но лучше бы все-таки не рисковать...

Тут она вспомнила, что больше не работает в “Инге”, и испытала мгновенное облегчение, тут же, впрочем, сменившееся легкой тревогой. Что же вчера было-то, думала она, пытаясь припомнить детали своей безобразной пьянки со старинной школьной подругой Веркой Волгиной. Как ни странно, похмелья не было, если не считать сухости во рту и этой большой черной дыры в воспоминаниях. Кажется, мы договорились набить кому-то рыло...

Из прихожей доносился бодрый голос Верки, диктовавшей кому-то — по всей вероятности, таинственному Славику, уже успевшему вернуться с разборки, — Катин адрес. Катя повернула голову — рядом с ней на тахте лежала вторая подушка, перепачканная Веркиной помадой. Ну ясно, подумала Катя, не в кресле же она ночевала... Тем не менее, что-то подсказывало ей, что дело не только в этом. Приподняв одеяло, она обнаружила у себя на груди следы той же помады, которой была измазана подушка. Ага, и на животе тоже. Так...

Губы казались припухшими, а во всем теле чувствовалась странная легкость и в то же время какая-то наполненность. Кате было знакомо это ощущение. Ай-яй-яй, сказала она себе, и что теперь будет?

Верка в прихожей брякнула трубкой и заглянула в комнату.

Она была уже одета и подмалевана. В руке она держала свой роскошный кожаный плащ.

— Слушай, — без предисловия спросила она, — ты не помнишь, чего это мы вчера с моим плащом делали?

Катя села в постели, прикрывая грудь одеялом — ей почему-то не хотелось, чтобы Верка увидела у нее на груди свою помаду.

— С плащом? — переспросила она, пытаясь собраться с мыслями. — А что с твоим плащом?

Верка молча продемонстрировала ей полу, в которой не хватало изрядного куска, и искромсанный рукав. Катя некоторое время тупо созерцала это кошмарное зрелище и вдруг всплеснула руками.

— Ой, Волгина... Я, кажется, вспомнила.

— Ну?

— Мы из него... ой, Верка... мы же из него заплатки делали!

— Какие еще заплатки?

— Ну помнишь, я тебе рассказывала, как из машины сиганула? Джинсы я об асфальт в клочья порвала. А ты говоришь: ерунда, подруга, сейчас починим, и ножницами — р-раз!

— Р-раз, — упавшим голосом повторила Верка. — Вот те раз. Заплатки, говоришь?

Катя кивнула.

— На джинсы?

Катя снова мотнула головой.

— Джинсы-то хоть фирменные?

— Турецкие... Ой, Верка...

— Вот срань... Придется теперь из плаща безрукавку делать.

Она вдруг безо всякого перехода разразилась своим коронным ржанием.

— А жалко, что сейчас не зима! Были бы у тебя, Скворцова, песцовые заплатки!

Катя, не сдержавшись, тоже прыснула. Верка швырнула плащ в угол.

— Ну, ты чего валяешься? Сейчас Славик приедет, а ты разлеглась тут, как Днепровская плотина! Ты чего это, а? — спросила она, видя Катину нерешительность. — А-а, вон что... Ну, и каково это — во второй раз девственности лишиться?

— Честно говоря, не помню, — призналась Катя, благодарная Верке за ту легкость, с которой та затронула больную тему. Впрочем, Верка всегда и все делала легко — это был ее стиль.

— Честно говоря, я тоже, — сказала Верка. — Ты не в претензии, надеюсь? Срок за изнасилование мне мотать не придется?

— Не придется, — сказала Катя, вставая и набрасывая халат. — И потом, неизвестно еще, кого надо сажать.

— И кто кому должен платить, — подхватила Верка.

— Судя по постэффекту, с меня причитается кругленькая сумма.

— Считай, что погасила долг.

— Это чем же?

— А моим постэффектом. И все, Скворцова, кончай на этом, не то Славик застанет здесь интересную картинку!

Они допивали растворимый кофе, сидя на кухне, когда в дверь позвонили.

— Мой пожаловал, — без особенной неясности констатировала Верка и пошла открывать.

Из прихожей донесся звук открываемой двери, и на вошедшего обрушился целый водопад всевозможных “пупсиков”, “лапсиков”, “толстячков” и еще бог знает чего. Сквозь это воркование прорвался сытый глубокий баритон:

— Верунчик, ласточка моя, что ты сделала с машиной?

— С этим драндулетом? Выбрось его на свалку!

— Ну, малыш, я пока не такой крутой, чтобы бросаться “крайслерами”!

— Крайслерами, шмайслерами... Я на нем чуть не убилась! Купи себе что-нибудь другое! И мне нужен новый плащ!

— Опять?

— Что значит — опять? Ты хочешь сказать, что завалил меня плащами?

— Я хочу сказать, что купил тебе плащ неделю назад.

— Эта дешевка!.. Я порезала его на заплатки.

— Какие запла...

— Ну какой ты непонятливый! Подруга джинсы порвала, фирменные, нужно было залатать...

— Я в шоке. Ты хоть знаешь, сколько этот плащ стоил? Да за тебя в базарный день и половины не выручишь.

— Что-о? Ты кого дешевкой обзываешь?!

Катя поняла, что пора вмешаться. Она вышла в прихожую, придерживая на груди халат. В углу под вешалкой стоял полноватый румяный субъект, одетый как преуспевающий бизнесмен. Росточка он был невеликого, и обладающая всеми достоинствами супермодели Верка нависала над ним, уперев кулаки в бока, как богиня мщения.

— Здрасьте, — сказала Катя, останавливаясь в дверях кухни.

Верка моментально перестала изображать осадную башню и прикинулась для разнообразия светской дамой.