Марина Воронина - Катюша

— Поехали, — сказал он.

— Поехали, — вздохнула Катя и, прихрамывая, вошла в лифт.

Тесная кабина толчками пошла вниз, над головой тихо повизгивал трос. Под ногами опять плескалась лужа — снова кто-то не добежал до туалета. Впрочем, по сравнению с тем, что сейчас творилось в Катиной квартире, это был сущий пустяк, не стоивший ровным счетом никакого внимания, и Катя лишь приподняла полы непомерно длинного плаща, чтобы не намокли.

— А почему ты ходишь в таком плаще? — спросила она.

Ее спутник пожал плечами.

— Ничего лучшего под рукой не оказалось. Я, знаешь ли, не держу гардероба. Покупаю тряпки тогда, когда старые снашиваются. А тут вышло так, что моя куртка сносилась... э... несколько неожиданно. Это моего соседа плащ.

— Порвал?

— Куртку? Прострелили.

— А кто?

— А твой сегодняшний друг. Он ведь предлагал тебе расстаться друзьями?

— Угу. А как ты узнал? Вы что, знакомы?

— Знакомы? Ну, наверное, можно сказать и так. В общем, если бы не ты, убить его пришлось бы мне.

— Пришлось бы?..

— Именно.

Лифт остановился на первом этаже. Катя шагнула к дверям, но ее спутник грубо оттолкнул ее к стене и осторожно выглянул в коридор.

— Пошли, — сказал он, — все чисто.

Катя медлила: ей не нравилось подобное обращение, и, кроме того, она снова больно ударилась и без того ушибленным плечом. Я, наверное, действительно очень устала, подумала она, чувствуя, как на глаза неудержимо наворачиваются совершенно детские слезы.

Валера шагнул из лифта, но, почувствовав, что за ним никто не идет, обернулся.

— Ну, что такое? — с легким раздражением спросил он и, приглядевшись, шагнул назад. Створки лифта начали сдвигаться, и ему пришлось подставить ногу. — Ты что, обиделась? Вот незадача... Связался черт с младенцем. Ну, извини. Я не собирался тебя обижать, просто теперь тебе придется привыкнуть ходить с опаской. Все изменилось, понимаешь? И если уж ты вышла на охоту, сначала научись вести себя, как дичь, иначе даже вякнуть не успеешь.

Дверь лифта снова задергалась, пытаясь закрыться, и он раздраженно отпихнул ее плечом.

— Согласись, тебе сегодня просто повезло, — продолжал он. — Во второй раз может повезти меньше... Может вообще не повезти, и исправить ничего не удастся. Если ты станешь плакать из-за каждого синяка, тебе лучше взять такси и поехать прямо в уголовку. Если их очень попросить, они могут тебя защитить. Они действительно могут, поверь. Так как?

Катя громко шмыгнула носом и утерлась свисающим рукавом плаща. Рукав был жесткий, брезентовый, и утираться им было неудобно.

— Ты мне скажешь, кто ты такой, в конце концов? — спросила она, выходя из лифта.

Валера посторонился, пропуская ее, и освобожденные створки двери сомкнулись с облегченным чмоканьем.

— Я — ужас, летящий на крыльях ночи, — сказал он. — Я кот Базилио и лиса Алиса. Ни в коем случае не следует думать, что я Робин Гуд, хотя некоторые излишне экзальтированные особы легкого поведения думают именно так. Я не граф Монте-Кристо и, уж конечно, не Штирлиц. До Остапа Бендера мне далеко, но и Аль Капоне я становиться не хочу. Меня одинаково ненавидят и уголовный розыск, и все крестные отцы, сколько их есть в этом городе. Ну, кто я такой?

— Дурак, — в сердцах сказала Катя, не склонная в данный момент к разгадыванию шарад и участию в викторинах.

— Отчасти, — ничуть не обидевшись, сказал ее спутник, предупредительно распахивая перед ней дверь подъезда. — Но только отчасти. Дураки в нашем бизнесе долго не живут — я имею в виду полных дураков, клинических...

— У тебя деньги есть, Базилио? — спросила Катя, озираясь в поисках зеленого огонька.

— Деньги есть, — с готовностью откликнулся Валера. — А зачем?

— А на такси. Или мы пойдем пешком?

— Зачем? — пожал плечами ее спутник. — Я на машине.

— Ты? — всплеснула Катя рукавами брезентового балахона. — Это ж надо!

Она оглядела короткий ряд автомобилей, припаркованных у подъезда ее шестнадцатиэтажки. Здесь было трое “Жигулей” разных моделей, одна “волга”, два “опеля”, забрызганный грязью до самой крыши “порше” и припаркованная чуть в стороне “таврия” с проржавевшими передними крыльями. Катя направилась к “таврии”, благодаря небо за то, что у этого трепача есть хоть какое-то средство передвижения.

— Тпр-р-р, — сказал сзади трепач. — Немного правее.

Он вытянул руку с зажатыми в ней ключами к скучавшему меж двух “Жигулей” глазастому “порше”, и “порше” приветственно пиликнул в ответ, мигнув подфарниками. Обойдя остолбеневшую Катю, ее спутник отпер дверцу “порше” со стороны пассажира и сделал приглашающий жест.

— Прошу, — сказал он. — Эх, прокачу!

— Это твоя? — не поверила Катя. Брезентовый балахон до пят очень не вязался с этой сверкающей под слоем отечественной грязи заграничной игрушкой.

— Если на клетке с ослом написано “тигр”, не верь глазам своим, — торжественно процитировал Валера, небрежно плюхаясь на водительское сиденье. — И наоборот. Ну, ты едешь или нет?

Катя недоверчиво посмотрела на него и с опаской села рядом. Кожаное сиденье приняло ее, как родную. При взгляде через лобовое стекло этого автомобиля мир казался не таким мрачным.

— Я ведь уже сказал, что одолжил плащ у соседа, — сказал Валера, демонстрируя практическую телепатию.

— А разве я что-нибудь сказала по этому поводу? — подняла брови Катя и тут же поморщилась — оказалось, что это довольно болезненная операция.

Валерий Панин по кличке Студент ничего на это не ответил. Он включил передачу и дал газ. Форсированный двигатель бархатно взревел, и по самую крышу забрызганный грязью “порше”, одним броском оторвавшись от тротуара, промчался по подъездной дорожке и круто вывернул на обсаженную желтыми полуоблетевшими липами улицу, с трудом разминувшись с битком набитым омоновцами “уазиком”, неторопливо заворачивавшим на стоянку у дома.

— Вот сучий потрох, — сказал водитель “уазика” сидевшему рядом с ним на “хозяйском” месте капитану, провожая “порше” неприязненным взглядом. — На собственные похороны торопится, гонщик.

— Да, — подтвердил капитан, опуская стекло и выбрасывая на дорогу окурок, — сейчас каждый второй — гонщик. Купит себе права и смерти ищет.

— Смотри, — сказал Кате Валерий Панин, кивая на зеркальце над лобовым стеклом, в котором маячила, удаляясь, забрызганная корма “лунохода” с забранным решеткой непрозрачным от грязи окошком. — Нашлась все-таки в вашем подъезде живая душа.

— Думаешь, это ко мне? — спросила Катя.

— А что, в вашем доме часто случаются мокрухи со стрельбой? — спросил Панин, обожавший отвечать на вопросы подобным образом.

— Редко, — ответила Катя. — По крайней мере, на моем этаже. — Она немного подумала и покачала головой. — Вот Сан Саныч удивится...