Марина Воронина - Катюша

Майор хмыкнул, и сказал в трубку:

— Селиванов слушает.

— Ты чего хрюкаешь, Селиванов? — спросила трубка голосом Гусева.

— Это не я, — сказал Селиванов. — Это свинья хрюкает.

— Какая свинья? — не понял Гусев.

— Да притащили мне, понимаешь, вещдок по одному делу. Не знаю вот теперь, что с этой скотиной делать. Она, по-моему, голодная. У вас там парочки каких-нибудь неопознанных не завалялось? А то как бы она за меня не принялась...

— Эх ты, — сказал ему серьезный Гусев, — а еще майор. Народ в тебя верит, а ты в служебном кабинете откармливаешь подозрительных свиней полуфабрикатами из нашего морга.

— Да какие там после вас полуфабрикаты, — протянул Селиванов.

— Это точно, — бодро подтвердил Гусев, — после нас не остается. Я так понимаю, что заключение экспертизы по квартире этого Прудникова тебе не нужно.

— То есть как это — не нужно? Очень даже нужно, а то я тут с ума схожу от беспокойства: куда же это наш гражданин Прудников подевался?

— Оно и видно. В общем, так: заключение я тебе послал с курьером, так что вскорости ты его получишь...

— Примерно так через недельку... — пробормотал Селиванов.

— Что ты там бубнишь? Ты будешь ждать курьера или тебе зачитать основные выводы?

— Зачитать, — сказал Селиванов. — А еще лучше пересказать своими словами, и по возможности ясным русским языком.

— Авек плезир, — не стал возражать Гусев. — Значит, так: кровь на полу квартиры на лестничной площадке той же группы, что кровь Прудникова. Мы навели справки в поликлинике, так что можешь не сомневаться. Скорее всего, это его кровь. Пальчики на бутылке и на одном из стаканов также принадлежат Прудникову. Конечно, образца его отпечатков у нас нет, но они по всей квартире, снаружи и внутри, так что сомнений на этот счет быть, по-моему, не может. А вот второй стакан будет поинтереснее. На нем тоже сохранились превосходные отпечатки. Мы, как всегда, проверили по картотеке...

— Ну, и?.. — спросил Селиванов без особой надежды.

— А ты угадай, — предложил Гусев.

— Да пошел ты... — вяло сказал Селиванов. — Говори по-человечески: виноват, мол, обгадились, не знаем, чьи пальчики. Я эк не в обиде, привык. Впервой нам, что ли? Вот введут поголовную принудительную дактилоскопию, тогда, может, и будет от вас, дармоедов, какой-нибудь толк.

— Ты все сказал? — спросил Гусев. — Если нет, то продолжай, не стесняйся.

— Да нет, пожалуй, — вздохнул майор. — Я уже иссяк.

— Тогда могу сообщить, — сказал Гусев ядовитым тоном, — что в гостях у твоего Прудникова накануне побывал некто Валерий Панин по кличке Студент.

— Ах ты, мой славный, — сказал Гусеву Селиванов. — Ух ты, мой ласковый! За мной должок. Ай лау ю, как говорится.

— Чего? — переспросил, не понявший последней фразы, Гусев.

— Я вам должен, — перевел Селиванов.

— Ясное дело, должен, — не стал возражать Гусев. — Что бы ты без меня делал?

— Пропал бы на хрен, — почти не кривя душой, сказал майор. — Ну, спасибо, Сева. Ты извини, брат, мне тут позвонить надо...

— Ясно даже и ежу, — хмыкнул Гусев. — Мухтар идет по следу. “И началась самая увлекательная охота — охота на человека...” Будь здоров, майор.

— Будь здоров.

Не кладя трубку, Селиванов нажал на рычаг и набрал номер. Через десять минут ему принесли из архива дело Валерия Панина, получившего кличку Студент на том простом основании, что вовремя ухитрился осилить университетское образование. Впрочем, как явствовало из материалов дела, образованность ничуть не мешала Панину в его путешествии по стезе порока: за ним числилась пятилетняя отсидка за вооруженное ограбление и бездна недоказанных злодеяний вроде подделки документов, шантажа, мошенничества, угонов транспорта и прочих нехороших дел, вплоть до организации преступной группировки, кормившейся на привычных ко всему ларечниках, лоточниках и прочих мелких коммерсантах и, по слухам, неоднократно перебегавшей дорогу группе самого Банкира.

Чтиво было самое что ни на есть увлекательное, да и многое проясняло в странноватой, мягко выражаясь, картине преступления. Судя по тому, что содержалось в папке, Студент всегда действовал с фантазией, предпочитая ходы неожиданные, противоречивые, отдающие веселой сумасшедшинкой, чем неоднократно ставил в тупик и приводил в состояние тихого бешенства как органы следствия, так и своих привыкших полагаться на широкие плечи и огневую мощь конкурентов. Правда, ни разу до сих пор Студент не опустился до мокрого дела, но, с другой стороны, возможно, ему ни разу еще не представлялась возможность урвать такой куш. К тому же, как раз он-то мог, пожалуй, разобраться, что в квартире Прудникова представляет наибольшую ценность. А все остальное — пыль в глаза, разбрасывание камней по кустам, запутывание следа...

Только вот почему, черт бы его побрал, он не убрал со стола стакан со своими отпечатками? Взял бы уж и прямо расписался на стене: тут, мол, был Валера Панин по кличке Студент. Можно было кровью. Или его подставляют?

Впрочем, майор хорошо знал, что идеальные преступления совершаются крайне редко и исключительно профессионалами. Любитель же, особенно по первому разу, обычно оставляет за собой след шириной с колею от “КамАЗа”, и след этот чаще всего приводит в ближайший кабак или прямо домой к. новоявленному мокрушнику, который, забившись в угол, хлещет водку и трясется от страха, мучительно пытаясь сообразить, что же это он такое сотворил и что теперь с ним будет.

Исходя из этих соображений майор направил опергруппу на квартиру к Панину и приготовился ждать. Впрочем, его приготовления пошли псу под хвост: едва только опергруппа отбыла, ему позвонили с квартиры Прудникова и сообщили, что прямо у подъезда задержан подозрительный гражданин, оказавшийся при ближайшем рассмотрении печально известным Валерием Паниным по кличке Студент. Панин утверждает, что Прудников назначил ему встречу, так вот мы его задержали, и какие будут распоряжения насчет него, и что там слышно в управлении? Сегодня, кстати, день получки, а мы тут болтаемся, как... как морковка в проруби, и, между прочим, без обеда...

Это уже был какой-то водевиль. Селиванов зажмурился и крепко потер щеки ладонью свободной руки.

— Сюда его, — сказал он в трубку, не открывая глаз. — Да смотрите, чтоб не убежал. Парень он веселый.

— Знамо дело, — сказали на том конце провода. — Наслышаны.

Селиванов положил трубку и снова потер щеки — теперь уже двумя руками. Потом он посмотрел на часы. По идее, он уже должен был начать ощущать последствия недосыпания, но ничего подобного не было и в помине — он был бодр, свеж и преисполнен азарта. Ну погоди, сучонок, думал он про Панина, я тебе покажу цирк. Помыл руки, сделал голубые глаза и пришел посмотреть, как дураки в погонах ломают себе головы. Весельчак. Студент, твою мать...