Андрей Таманцев - Леденящая жажда

— Так, ясно, что ничего не ясно. Ладно, потом расскажешь. Судя по всему, что-то случилось, раз вы все здесь. Надеюсь, вы не пиво пить приехали под конец рабочего дня! — иронично кивнул Голубков в сторону сумки.

Проигнорировав слова Голубкова, Трубач вытащил из сумки какой-то невразумительный кулек.

— Нет, не пиво.

— Что там?

— Увидите. Надо подождать чуток, пока оттает. Это быстро.

— Что там? — повторил Голубков.

— Увидите.

— Давайте без дурацких загадок, — рассердился Голубков. — Явились, так выкладывайте все как положено. Что стряслось?

— Как сказать… — Трубач замялся. — Тут, в столице, наверное, никто об этом и не слышал. Ребята, по крайней мере, были не в курсе. Пока я не рассказал.

— О чем?

— О Глазове.

— Ого. — Голубков нервно хохотнул. — Почему — никто? Кому надо, те знают. А вы-то к этому какое отношение имеете?

Тоненькая холодная струйка медленно ползла по столу. И вниз, на пол. Кап-кап-кап…

— Можно открывать. — Трубач разорвал пакет, и в следующую секунду полковник покачнулся — на столе лежал труп. Точнее, три трупа. Три дохлых крысы.

— Вы не волнуйтесь так. Просто я, когда сматывался оттуда, подумал, что никто мне не поверит. А так — доказательства налицо.

Крысы, конечно, как крысы, вот только невероятно распухшие, будто их надували, как воздушный шарик, а они взяли да лопнули. Похоже, их потом еще в какой-то гадости изваляли, и потоптали слегка. Генерал еще раз нервно хохотнул.

— По порядку, пожалуйста. Откуда сматывался? Почему? И зачем эту гадость в мой кабинет приволок?

— Я же объясняю — из Глазова. А эта, как вы выразились, гадость — доказательства, чтобы никто не подумал, будто у меня крыша поехала.

Голубков обреченно обвел взглядом кабинет и увидел, что все, кроме Трубача, склонившегося над столом, сидят. Кто где.

— Так- так…

— Вы же понимаете, даже при разложении тело так не распухает, и любой химический анализ докажет, что все эти повреждения — не результат разложения, а кое-что другое.

— Что ты в Глазове делал?

— К сестре ездил.

— А ее каким ветром туда занесло?

— Как — каким ветром? Живет она там… Жила… Мы вообще оттуда, из тех краев.

— Извини, я не знал.

Трубач сбивчиво повторял рассказ про город, про эпидемию, про сестру, про подругу детства… Как все они умирали… Про крыс подробнее рассказал: как поил их из шприца водой из-под крана. Про перестрелку на дороге…

— Колька, я не врубаюсь: те, кто пил обычную воду, те загибались, а выжили любители минералки типа тебя? — уловил вдруг суть Муха.

— Именно. Я в который раз повторяю: еще с армии, где гастрит заработал, пью только боржоми… Или нарзан… Или любую минеральную воду, потому что от обычной у меня жуткая изжога начинается.

— Я помню. — Док понимающе кивнул. — А что до тех — так называемых субъектов на лавочке, то они, скорее всего, совершенно нормальные люди.

— Ты их видел?! — неожиданно вскипел Трубач.

— Нет, просто я уже в третий раз слышу эту историю и вновь задаю себе вопрос: почему они, эти типы, не отравились?

— Да мало ли!

— Не надо пренебрегать деталями. Существует, конечно, индивидуальная сопротивляемость организма, когда он сам вырабатывает некие ферменты, служащие противоядием. Есть люди, на которых яд вообще не действует или действует слабее — иначе все жители Глазова погибли бы практически одновременно, Но на самом деле есть два реальных объяснения: либо у них тоже проблемы с желудком и пьют они только боржоми, как Трубач, либо они были в курсе, что в городе Глазове из водопроводных кранов течет отрава.

— Так до чего угодно договориться можно! Они что, по- твоему, шпионы?

— А почему бы и нет?

— Чудно. А теперь систематизируем информацию, И расслабиться чуть-чуть не помешает. — Голубков почувствовал, что ситуация выходит из-под контроля.

Он снова обвел взглядом собравшуюся в его кабинете «общественность». Вид у солдат удачи был слегка пришибленный. Все сидели, только Артист почему-то стоял, прислонившись к дверному косяку.

— Не слишком веселый повод для встречи, однако… Забыл сказать: рад всех видеть. — Он критически посмотрел на кислое лицо рекламной звезды. — Хорошо выглядишь. Прямо пижон. Впрочем, ты всегда такой был.

— Да ладно вам. Работа у меня такая, положение обязывает.

— На «альфа-ромео» ездить тебя тоже положение обязывает?

— Нет, просто машина нравится. А вы откуда знаете?

— Я же у окна сижу. На «альфе» мог только ты подъехать, это ежу понятно. Я же говорю, пижон…

— Ну как хотите. Пижон так пижон.

Трубач напрягся — досужий треп про машины был явно не к месту.

— Ты, Коля, не волнуйся, — словно прочел его мысли Голубков. — Я про эту ситуевину слышал, вот только не догадывался, что и ты там замешан. Вообще-то это закрытая информация.

Трубач аж присвистнул:

— Очень хорошо! Народ помирает неизвестно от чего, а информация закрытая!

— Не заводись! Сейчас объясню. Некоторое время назад из заслуживающих доверия источников поступила информация о массовых отравлениях на Урале, — Было видно, что генералу неловко, — Сначала показалось, что мы — то есть наша контора — тут совершенно ни при чем. Ну схалтурил кто-нибудь на местном молокозаводе… Оказалось, не совсем так.

— Еще бы. — Трубач пытался сдерживаться, сосредоточенно разглядывая свои ногти.

— Оказалось, соответствующие органы с самого начала были в курсе. Но решили подождать. А пока ждали, дело стало совсем дрянь, выхода другого не оставалось, так что просто перекрыли входы-выходы и заботились в основном о том, чтобы ни слово, ни ох, ни вздох не просочились в прессу.

— Ну это, я думаю, непросто, — со знанием дела вставил Муха, по роду деятельности иногда пересекавшийся с журналистами. — Новость-то жареная, если все так, как вы говорите.

— Все именно так. Трубач — живой тому свидетель… А еще он являет собой доказательство вопиющего несовершенства нашей системы: теоретически ведь ни одна муха из города вылететь не могла.

Мухин хохотнул.

— Все это напрягает, — продолжал Голубков, — потому что ситуация не под контролем. Представьте: если хотя бы слушок пойдет, начнется такая паника, какой даже я не представляю.

Трубач очнулся:

— А под другим углом зрения вы на это смотреть не пробовали?! Там люди умирают!

— Не дави на психику! Раз уж ты там был, то догадался, наверное, что речь идет о теракте.

— Я догадливый.

— Теракт, связанный с отравлениями? Это что-то новое… — Артист все еще продолжал полировать спиной дверной косяк.

— Точно, — поддакнул Муха. — Ко взрывам мы уже кое- как привыкли…

— Не нервируй меня, Олег, — остановил его генерал. — Так вот, цель любого теракта — прежде всего посеять страх…