Андрей Таманцев - Леденящая жажда

У Артиста пока оставались патроны. Он все еще действовал хитростью, хотя это становилось все труднее. Колумбийцы оказались неутомимы, своих не жалели.

Свалившись под дерево, из-за которого он только что положил двоих, Артист вдруг почувствовал, что на него кто-то упал. Мертвый. Артист видел, как Пастух пробирался по веткам деревьев, поэтому первой мыслью было, что это он! Но, выбравшись из-под невыносимой тяжести, он увидел скованное смертью лицо пилота, которому так удачно удалось посадить вертолет.

«Гуд-бай, парень. Я так и не успел выяснить, как тебя зовут», — молниеносно пронеслось некое подобие мысли, и Артист переключился на двоих бандитов, одновременно возникших сзади и спереди.

Первого он прошил очередью из собственного автомата, а когда тот качнулся вперед, поймал ствол его винтовки и двинул локтем по застрявшей на спусковом крючке мертвой руке. Второму разнесло голову.

Трубач отбросил пистолет, в котором кончились патроны, и завладел чудовищных размеров ножом своего поверженного противника.

— Артист, смотри, какая игрушка!

И пошел крушить направо и налево. Пока им везло. Пули обходили стороной, словно они были заговоренными.

Когда мачете застрял в пузе какого-то жирного торговца смертью, а сзади уже налетали двое других и Трубач решил: все, доплавался, — откуда-то сверху, словно ангел, спустился головой вниз Пастух, и два бандита на бегу потеряли свои головы. У Пастуха тоже было в руках мачете.

— Трубач, уходим!

Артист истратил последний патрон, рванулся было к лежащему в трех шагах пулемету, но вдруг увидел, как прямо ему под ноги упал зелененький плод. Круглый апельсинчик. С листиком на боку.

Откуда тут апельсины, да еще зеленые, мелькнуло в голове, а в следующее мгновение Артист, оттолкнувшись ногами от земли, летел в кусты, подгоняемый осколками «апельсинчика».

Трубач «апельсин» не заметил, поэтому взрывной волной его бросило прямо к кустам — за которыми скрылся Артист.

— Эй, Трубач, вставай, ты что? Не вздумай окочуриться в этой дыре на краю света!

Тот не отвечал. Артист, собрав последние силы, взвалил окровавленного товарища на плечи и потащил к тому дереву, на котором висел вертолет.

— Трубач, миленький, только не умирай! — причитал Артист. —

Нужно было убраться как можно дальше от зарослей, откуда раздавались крики и звуки пальбы. Под остатками вертолета разыгрывалась кровавая сцена. «Донов Педро» было видимо-невидимо. Патроны у солдат удачи кончились, и теперь бой подходил к самому кровавому этапу. Ножи сверкали повсюду.

— Пастух, Трубач ранен.

— Серьезно?

— Достаточно.

Они перекрикивались, не переставая размахивать мачете. Одного из бандитов удалось выключить в тот самый момент, когда он уже собирался выпустить Пастуху кишки.

А гады все перли и перли.

— Что делать?

— Нужно прекращать эти латинские страсти. В конце концов, дома на «Кармен» сходим.

Билла видно не было.

Ребята уже бились, прислонясь спиной к дереву.

— Отступать некуда, за нами секвойя, — перефразировал известный афоризм Артист. — Помирать — так с музыкой. Трубач, держись, вместе уйдем. Ну, гады, подходите, кто еще не хочет жить?!

У Пастуха был страшный вид. Мачете его было окровавлено настолько, что, казалось, это не лезвие, а толстая дубина — таким оно стало толстым из-за налипшей травы, смешанной с кровью.

И сам Пастух был с головы до ног заляпан кровью — своей и чужой. Только глаза сверкали ненавистью.

Он понимал, что ни Питер, ни Россию, ни мир они уже не спасут. Но вот этих гадов он захватит с собой как можно больше.

Кольцо сжалось настолько, что и Артист и Пастух уже отбивались почти вслепую. Еще пять — десять секунд, и все будет кончено…

И в этот момент вдруг кто-то схватил Трубача за шиворот и потащил на небо.

«Все, оттрубил, — подумал Николай сквозь мутнеющее сознание. — Ну хоть в рай попал».

То же самое случилось и с Артистом, он, правда, успел вцепиться в Пастуха. Так три солдата и взлетели над лесом.

Конечно, это были не ангелы.

Билл успел передать пилоту второго вертолета, что дело у них худо, передал точные координаты, и тот просто сбросил веревочную лестницу. Вот с этой лестницы Билл и уносил сейчас своих друзей от верной смерти.

Правда, полет над лесом длился недолго.

Вертолет снизился над опушкой, бойцы спрыгнули на траву.

— Марш, марш! — Билл помчался вперед и скрылся за деревьями.

Пастух взвалил на себя Трубача, Артист страховал сзади. Все побежали за Биллом.

Вбежали в лес и остановились. Куда дальше?

— Ко мне! — крикнул Билл издали.

Они припустили вперед, спотыкаясь об узловатые корни растений, забыв о том, что кроме колумбийцев на каждом шагу их подстерегают змеи, ядовитые насекомые и еще бездна всяких тварей, которые и в страшном сне не могут присниться.

Билла найти было несложно. Он катался по земле, сцепившись с ужасающих размеров тушей в камуфляже. Наверху они оказывались попеременно, но было видно, что американец сдает.

Артист не стал рисковать. Он подошел как можно ближе, встал прямо над изрыгающим ругательства сплетением рук и ног, дождался, когда на поверхность вынырнет голова камуфляжника, и совершенно хладнокровно раскроил тому затылок. На брюки хлынула кровавая масса.

Поздно. Слишком поздно. Билл разогнулся, освободившись от тяжести навалившегося на него тела, и всем открылась зияющая рана в животе.

— Это уже армейский, спецназовец, — прохрипел Билл.

Вот так, из огня — да в полымя.

— Уходим!

— Нет, ребята, я не могу идти. Вы меня здесь бросьте.

— С Биллом совсем плохо!

— Ничего. Раз дышит — живет. Ты бери Трубача, я — Билла, и уходим!

— Куда? В какую сторону?

— Черт его знает. Куда глаза глядят. Подальше отсюда!

Они думали, что их уже ничто не сможет удивить. Оказалось, это не сравнимо ни с чем: продираться сквозь непроходимую, живую стену, прорубать себе дорогу широким ножом, надрезая стволы, видеть, как сочится из них древесный сок, подобно человеческой крови. И не знать при этом, куда идешь.

Они продирались все дальше. Силы были на исходе. Артист не помнил, когда отключился. Перед глазами проносился неистовый хоровод из усатых бандитов, саблезубых янки, голодных удавов, истеричных попугаев и худощавых, седовласых женщин лет эдак пятидесяти.

Так они шли до самой ночи.

Билл много раз терял сознание, Трубач тоже не приходил в себя. Аптечки были израсходованы, Но раны на телах солдат сочились по- прежнему.

А самое неприятное, что они так и не нашли рацию Билла, которую тот выронил во время схватки с армейским.

— Может, ее тут же украла дикая обезьяна?

Даже эта шутка Артиста никому не показалась смешной. Романтика и экзотика оборачивались запахом крови и смерти.