Александр Проханов - Востоковед

– За это время столько всего случилось. Египет стал другой страной. Мы вспоминаем ваши прогнозы, которые, к сожалению, оправдались. – Глаза Ибадата в красных ободках наполнились невыплаканными слезами.

– Я днем звонил по многим телефонам, но отозвались только ваши два, – сказал Торобов. – Где доктор Забир? Он человек глубокого интеллекта.

– К сожалению, доктор Забир убит. Солдаты ворвались в его дом и застрелили на глазах жены и детей.

– А доктор Абас? Его размышления об исламском ренессансе, о будущем вкладе ислама в мировую культуру произвели на меня большое впечатление.

– Доктора Абаса похитили прямо на улице. Затолкали в машину и увезли в неизвестном направлении. Через неделю его тело, ужасно изуродованное, нашли на свалке. – Ибадат покачивал головой, как усталая лошадь, и глаза его тихо слезились.

– А доктор Язид? Кажется, он стал министром просвещения?

– Он в тюрьме. Подвергается пыткам. Его просят подписать какую-то бумагу, он отказывается, и ему перебили колени.

– Это ужасно, – сказал Торобов.

– За «братьями» идет охота и днем и ночью. Двадцать тысяч «братьев» убито, многие уехали в Иорданию и Катар. Другие продолжают борьбу. Мы не сдаемся! – Табарак сжал кулак, поднял его над краем стола, но так, чтобы его не было видно официантам. – Вы, доктор Леонид, – продолжал он, – говорили тогда, что наш приход к власти должен сопровождаться арестом ста генералов. Как вы были правы! Мы поставили своего президента, но армейский крокодил находился у него за спиной и скалил зубы. Мы не вырвали зубы у крокодила, и он растерзал нас. Тысячи наших «братьев» погибли мученической смертью из-за нашего легкомыслия и неопытности!

– Но ведь мы боролись против диктатуры и поэтому не могли установить собственную диктатуру! Мы хотели строить демократический Египет, в котором ислам получил бы свое высшее развитие, способствовал человеческому творчеству! Хотели, чтобы Египет превзошел Европу в своем развитии! – Голос Ибадата умоляюще дрогнул, словно в нем зародились рыдания.

– Революцию надо защищать! Теперь же все десятилетия нашей борьбы пошли насмарку. Мы отброшены в прошлый век. Народ перестал нам верить. Мы подставили народ под удар военных. Наши лидеры оказались наивными, как дети. Им не следовало идти в политику. Американцы заманили нас во власть, захлопнули ловушку и уничтожили. Наши лидеры оказались нашими злейшими врагами! – Уши Табарака пламенели, как огненные лепестки.

– Жестокость не может быть нашим правилом. Месть не может быть нашим идеалом. Пророк учит нас добру и справедливости. Доброта, правда, милость и милосердие угодны Аллаху, всемилостивому и милосердному.

Торобов слушал их запоздалый спор, который они вели после разгрома и попрания их идеалов. Скелеты их друзей, обглоданные лисами и шакалами, лежали в пустыне. Других жгли железом в застенках. А третьи томились в изгнании. Это был спор проигравших, запоздалый спор под дулом врагов. Торобов испытывал к ним сострадание, чувствовал хрупкость их бытия, которое было готово в любой момент оборваться.

По Нилу проплывала баржа. Острый нос вонзился в золотое отражение, рассек его. Черный контур с плоской палубой и рубкой медленно проплыл, расплескивая жидкое золото. Ресторан колыхнуло. Колыхнулся ананасовый сок в бокалах. Баржа исчезла. Отражение на реке медленно собиралось в дрожащий слиток.

– Революцию нельзя заколоть штыками, нельзя расстрелять из пулеметов, нельзя разбомбить ракетами. Американцы подавили революцию «братьев», но она вспыхнула в Сирии, Ираке, Ливии. ИГИЛ собирает тысячные армии бойцов. Наши «братья» сражаются под Алеппо и в Латакии. Революция ИГИЛ – это мировая исламская революция, которая неодолима!

Табарак произнес это громко, и к столику стал приближаться метрдотель. Табарак, делая вид, что не замечает его, произнес:

– И поэтому я люблю смотреть фильмы Голливуда, но не те, что отмечены «Оскаром».

– Что-нибудь угодно? – спросил подошедший метрдотель.

– Принесите «Балах Эль-Шам», – попросил Табарак. – Настало время сладкого.

Метрдотель удалился.

– Русские объявили войну ИГИЛ. Ваши самолеты бомбят исламских бойцов. Это ошибка. Таким образом, русские вступили в войну с исламским миром. Мы ждали от вас помощи, а вы послали к нам бомбардировщики! – Уши Табарака пламенели, как красные лампы, и он не желал их тушить. – Вы, доктор Леонид, должны чувствовать эту ошибку. Повторяю, революцию нельзя заколоть штыками и разбомбить ракетами!

Торобов поймал момент в беседе, когда можно было осторожно начать выведывать сведения о Фаруке Низаре.

– Россия – не враг исламской революции. – Торобов старался говорить проникновенно, словно сказанное являлось плодом выстраданных размышлений. – Мы сожалеем, что американцам удалось поссорить шиитов и суннитов. Мы дорожим целостностью исламского мира и ожидаем в будущем его грандиозного развития.

Оба «брата» слушали его внимательно и настороженно, чуткие к неискренним и фальшивым интонациям. Они привыкли к тому, что их обманывают, вводят в заблуждение, пользуются их неосведомленностью и наивностью.

– Россия готова исправить ошибку и отозвать самолеты из Сирии. Мы готовы установить контакты с ИГИЛ и договориться о сотрудничестве. Пусть удары возмездия исламистов будут направлены против Парижа, Берлина и Лондона, а не против Москвы. Россия так же страдает от Америки, как и исламский мир. Мы готовы объединить усилия. Это целый геополитический план, и я здесь, среди вас, чтобы способствовать его реализации.

Метрдотель в морской фуражке кружил в стороне, то приближаясь, то удаляясь. Мобильные телефоны омертвело лежали на столе, делая бесполезными системы прослушивания. Торобов, доверительно посвящая «братьев» в стратегический план, обезоруживая их своей искренностью, произнес:

– Я здесь, чтобы установить контакты с представителями ИГИЛ, теми, кто базируются в Египте. Мне известно, что в Каире появляется бывший майор иракской военной разведки. Он выполняет деликатные поручения, проводит агитацию, способствуя пополнению рядов ИГИЛ. Я знаю, он должен находиться в Каире и, по всей вероятности, встречается с «братьями». Знакомо ли вам это имя?

Торобов достал визитку, полученную от директора музея в Баальбеке. Протянул ее Ибадату. Тот осторожно принял ее, поднес к очкам и долго рассматривал своими слезящимися глазами. Передал Табараку. Тот шевелил губами, читая имя, и его уши утратили пунцовый цвет, превратились в бледные голубоватые хрящи. Вернул визитку Ибадату.

Все трое молчали. Черный, маслянистый, как нефть, струился Нил. Пламенело золотое отражение небоскреба.

Наконец Ибадат произнес: