Александр Проханов - Востоковед

– Давайте сядем на корабль и отправимся в Барселону. Гауди ждет нас.

– Мы знакомы меньше часа. И уже в Барселону.

– Самое трудное было подойти к вам и спросить о какой-то чепухе. А теперь, когда эта черта пройдена, можно и на корабль. – Он произнес это с беспечностью, увлекаемый счастливой уверенностью, что все доступно. Однажды преодоленная черта открывает стремительную возможность сближения.

– Есть такой корабль? – спросила она недоверчиво.

– Конечно. Каждый час от пирса в порту отчаливает кораблик и плывет по Босфору, плутая среди островов. Поплывем?

В ее серых глазах мелькнуло недоверие, осторожное сомнение, но потом вспыхнуло лихое веселье, и она сказала:

– Мы отчалили от пирса там, у крепостной стены. Поплывем дальше.

Они поймали такси, подхваченные счастливым порывом. Его голова кружилась от выпитого вина, от невероятного предчувствия. Его жизнь на глазах менялась, в ней исчезало и забывалось все тяжелое, обременительное и ненужное. Уступало место светоносному влечению, которое однажды возникло, чтобы уже не исчезнуть.

В пассажирском порту то и дело причаливали и отплывали прогулочные кораблики. Неуклюжие, шумные, с крикливыми зазывалами, которые зычно оглашали берег названием островов и прибрежных селений.

Торобов с Верой едва успели вбежать на кораблик, как палуба зарокотала, подул свежий ветер и Стамбул стал переливаться стеклянными фасадами, горбатыми мечетями, начинавшими зеленеть парками.

– Ну вот, еще немного, и мы в Средиземном море. Не пропустить бы! – Он облокотился о деревянный поручень палубы. Смотрел, как ветер приподнимает ее золотистую прядь. Близко от них встречным курсом плыл теплоход, и с него доносилась музыка.

– Я вам так благодарна за эту прогулку! – сказала она.

Рокотала железная палуба. За бортом вздымался гребень ослепительной синевы. Над ним блистали алмазные брызги. Бурлящий след тянулся за кормой. К ним подлетала большая белая чайка, поворачивала в их сторону желтый клюв, зорко всматривалась круглым глазом. Мимо пронесся глиссер, водный лыжник держался за стропы, подскакивал на волнах, и было видно, как переливаются мускулы под атласной тканью костюма.

Приближался гористый остров. Среди деревьев белели строения. Из-за острова вылетела белоснежная яхта и стала приближаться, вздымая пенный бурун.

Торобов расширенными зрачками следил за приближением яхты, за чайкой, невесомо повисшей над палубой, за водным наездником, летящим на стеклянной волне. И вдруг ошеломляющая бесшумная вспышка, и в этой вспышке стоящая у поручней женщина, ее полузакрытые от ветра глаза, ее высокая шея с серебряной цепочкой, ее близкое розовое ухо с каплей бриллианта. Эта вспышка была ослепляющей, ошеломляющей. Женщина, стоящая рядом, стала вдруг драгоценной, ненаглядной, родной. Он испытал к ней такую слезную нежность, такое обожание, что мир вокруг стал лучезарным и женщина стояла преображенная и любимая.

Торобов испугался этого внезапного света, этого волшебного влечения, этого лучистого мира, в который превратилась душа, поместившая в себя женщину, еще недавно незнакомую, а теперь несказанно родную. Он перегнулся через борт, и синий водяной гребень окатил его холодными брызгами.

– Что с вами? – спросила она.

– Чудо случилось, – счастливо ответил он.

Кораблик пристал к острову, над которым возвышалась гора и поблескивал крест высокой церкви. У пристани, на площади стояло множество двуколок, запряженных ишаками. Ишаки были разукрашены ленточками, а у двуколок были красные и зеленые спицы. Они с Верой сели в двуколку. Возница в феске, бархатном сюртуке погнал ишачка вверх по каменистой дороге. На поворотах Торобов несколько раз касался ее руки, пугаясь этого прикосновения, робко дожидаясь следующего поворота. На половине горы дорога кончалась, переходила в каменистую тропу. Из двуколок высаживались пассажиры. С горы и на гору медленно двигались люди.

– Позвольте мне опереться на вашу руку, – сказала она, когда они проделали полпути. Стояли на каменистом склоне, глядя на бескрайнюю лазурь, по которой ветер провел серебром. Он чувствовал ее близость, дыхание, боялся, что она отпустит его руку. Ему было легко подниматься вверх. Мышцы стали молодыми и гибкими. Сердце наполнилось сильными жаркими биениями.

Церковь, стоящая на вершине, была бедной и утлой. В ней красовался аляповатый образ Георгия Победоносца в красном плаще, на черном коне. И вся доска, весь киот были увешаны ручными часами, дешевыми, пластмассовыми, дорогими с серебряными браслетами.

– Почему здесь люди оставляют часы? – спросила она.

– А зачем им часы? Счастливые часов не наблюдают, – ответил Торобов. Снял с запястья часы и повесил на гвоздик подле иконы.

Они вернулись в Стамбул, когда стемнело. Такси покатило к центру.

– Вот сюда, – направляла она шофера.

Машина остановилась перед воротами, у невысокого особняка.

– Вот и кончился мой счастливый день, – произнес он с болью.

– Хотите его немного продлить? – Она открыла ворота, приглашая его войти.

Двухэтажный дом был темен, фонарь над входом освещал близкое дерево, тропинку, исчезавшую в темноте.

Вера вошла в дом. Зажглось окно. На землю упал квадрат желтого света. Стала видна какая-то скульптура.

– Входите, – пригласила она.

Он вошел робея, словно посягал на запретное, принадлежавшее ей пространство. Здесь все было драгоценно. Витали ее запахи, мерцала спальня с зеркальным туалетным столиком, висело на спинке кровати легкое платье. Он боялся слишком долго останавливать на нем взгляд, ловил запахи, множество легких, принадлежавших ей ароматов.

– Простите, не убрано. Пойдемте на второй этаж, на балкон. – Она вывела его на открытый неосвещенный балкон. Здесь угадывался столик, два плетеных кресла. Открывался вид на ночной Босфор.

Торобов сел, глядя, как по черному бархату пролива плывут огни, струятся золотые отражения кораблей.

Вечерний Стамбул переливался огненными ручьями улиц, мерцал разноцветными рекламами.

– Расскажите мне о себе, Леонид. Ведь я о вас ничего не знаю.

– А мне кажется, я знаю о вас все. Какое платье вы носили в детстве. В какие игры играли с подругами. Как выглядел особнячок с белыми колоннами, мимо которого вы проходили в школу. Вы жили в маленьком провинциальном городе, не правда ли?

– Как вы угадали? Я родилась в Тутаеве, маленьком городке на Волге. Там действительно есть особнячок с белыми колоннами, мимо которого я проходила в школу. А вы? Чем вы занимались всю жизнь?

– Я? Да как вам сказать. Всю жизнь путешествовал по странам, по весям. Путешественник и историк.

– Вы, должно быть, столько всего повидали. Расскажите о своих путешествиях.