Леонид Влодавец - Фартовые деньги

Епиха вновь и вновь вспоминал, как лихо он упер сумку у этой овцы в кожаном жакете, и все больше убеждался в том, что никакой заслуги недомерка Шпинделя в этом не было. Все, чем была набита скороварка, было добыто только им самим. Сама скороварка, правда, принадлежала Шпинделю, но это еще не повод, чтоб отдать ему хотя бы десять тысяч баксов. Тем более что даже если отдать Шпинделю тыщу или всего сотню, он раззвонит об этом на весь двор. Нет, этот козел точно опасен для благосостояния Епихи! Крутые таких звонарей мочат…

И тут у Епихи отчетливо прорисовалась мысль о том, что Шпинделя надо пришить. Жутковато, конечно, стало, но ничего другого, более спокойного, в голову не шло. Ведь ему ж не привяжешь язык, болтуну этому! Пока они вместе ходят, Шпиндель еще может помолчать, но ведь Епиха не будет постоянно при нем находиться. Придет домой с пачкой гринов, а там у него батя с матерью. И не такие, кстати, как у Епихи, допившиеся до чертей, а еще более-менее соображающие. Черт-те что может быть. Заберут деньги, и фиг их потом Епиха увидит. Могут даже сдуру в милицию сдать, потому что Шпинделю при таком раскладе тюрьма особо не угрожает. А вот Епиху, у которого семь приводов в милицию, запросто могут посадить. Он все придумал, он сумку уносил и так далее. А в тюрьме крутые точно достанут… Или вообще удавят, или опетушат навеки — неизвестно еще, что хуже.

Вот Епиха и подумал, что самое лучшее, если Шпиндель отсюда домой не вернется… Такие деньги нужно одному иметь, а не двоим. А уж сам про себя Епиха никому не протреплется.

Нет, конечно, Епиха не сразу утвердился в своем мрачном намерении. Убивать — дело серьезное. Тут надо все хорошо прикинуть сначала, чтоб все чисто сделать.

Место, куда они сейчас направлялись, было очень подходящее. И для того, чтоб баксы зарыть, и для того, чтоб труп запрятать. За рощей, в низине, начиналось длинное топкое болото, бывшая старица Снороти. Посередине болота имелось небольшое, поросшее камышом озерцо, которое соединялось с рекой извилистой и путаной протокой. В нескольких местах эта протока замелела до того, что камыши с двух берегов смыкались, и человеку, приехавшему на лодке со стороны Снороти, казалось, будто дальше проплыть не удастся. Именно поэтому большая часть рыбаков, особенно городских, до озерца не добиралась и даже не знала о его существовании. А вот Епихин папаша, уроженец здешних мест, не только знал про озерцо, где можно было и лещей, и карасей наудить, но и мог добраться до него по тропке через болото. Конечно, в те времена, когда еще был в здравом уме и трезвой памяти. Сейчас он небось уже ни хрена не помнил. Но Епиха не забыл этих счастливых поездок пятилетней давности. Пожалуй, потому, что у него по жизни не так уж много приятных воспоминаний набиралось. И потому дорожку помнил неплохо, тем более что было на ней немало примет, показанных отцом.

Первой такой приметой была старая береза с большущим наростом, очень похожим на огромное человеческое ухо. Батя даже пугал тогда одиннадцатилетнего Епиху: мол, говори потише, тут у деревьев уши растут! Именно от этой березы надо было спускаться вниз с бугра туда, где чисто березовая роща кончалась и смешивалась с ольховником и осинником. Там располагалась еще одна примета — старая воронка от бомбы. Отец у Епихи родился через десять лет после войны, но знал, должно быть, от деда, что появилась воронка в сорок втором году, когда немцы бомбили мост через Снороть и им помешали наши истребители. Вроде бы один «Юнкерс», уворачиваясь от них, сбросил бомбы, не долетев до моста. Вторая такая же воронка, только более заросшая, находилась в сотне метров от первой, и была третьей приметой. «Когда до второй воронки дойдем, — припомнил Епиха то, что говорил отец, — настоящее болото начнется. Там и утопнуть можно, если дороги не знаешь…»

Покамест пацаны дошли только до березы с «ухом».

— Долго еще? — спросил Шпиндель. Епиху покоробило: уж больно противным ему показался этот писклявый, ноющий голосок.

— Устал, что ли? — презрительно произнес он.

— Не… Срать охота, — сознался Шпиндель.

— От страха, что ли? — хмыкнул Епиха. — Ладно, иди вон за тот куст и вали… Только не в штаны.

Когда Шпиндель послушно отправился в указанном направлении, Епиха подумал, что, может, это как раз тот самый момент, когда самое оно с этим гаденышем разделаться. Достать топорик, подобраться по-тихому, пока Шпиндель на корточках сидит, — и рубануть по чердаку!

Епиха снял рюкзак, развязал, выдернул топорик, снял с острия брезентовый чехольчик. Попробовал острие — нормально, не затупилось. Батя когда-то здорово точить умел: волос на лезвие положит, дунет — и волос пополам распадается. Это он еще тогда, пять лет назад, после последней рыбалки наточил. «В следующую пятницу поедем!» — обещал. А сам в пятницу нажрался, в субботу продолжил, в воскресенье не остановился… И так полтора месяца. Потом чуть-чуть оклемался, два дня не пил, на работу ходил нормально — а тут день рождения какого-то друга подоспел. Короче, так он и не вышел из штопора. А топор наточенный лежал в чехле, все той пятницы дожидался. Хорошо еще, что мать его запрятала подальше. Тогда такие «дни веселые» бывали, когда папаша запросто мог Епиху с матерью этим топором порубить. Это он сейчас такой дохлый стал, что его Епиха с одного удара на пол валит. Он тогда здоровый был, а Епиха еще силы не набрал.

Ухватистая ручка у топорика, текстолитовая, как накладки на рукояти «Макарова». И сам топорик вороненый, как пистолет. Когда-то Угорь приносил в подвал газовый пистолет, очень похожий на боевой «ПМ». Потом он его то ли пропил, то ли проиграл в карты, но тогда ему все завидовали. Угорь хвастался, что запросто может и настоящий купить, когда понадобится. Эх, была бы сейчас у Епихи пушка! Шмякнул бы Шпинделю в затылок — и дело с концом. А то рубить… Противно как-то. Епиха вспомнил, как когда-то в деревне отец курице голову оттяпал. Кровью весь обляпался… Ему-то тогда ничего, поменял рубашку, и все. А если Епиха забрызгается? До города, может, и доедет, а на автовокзале точно менты привяжутся, топор найдут, начнут трясти.

Конечно, умел бы Епиха топор кидать, как индейцы свои томагавки метают: ж-жик! — и прямо в башку! Много раз такие картинки по телику видел. Тогда бы он мог запросто Шпинделя уделать, не замаравшись. Попробовать, что ли? Конечно, не в Шпинделя кинуть для начала, а в дерево какое-нибудь…

Епиха выбрал в качестве мишени березу, метрах в пяти от себя, стоявшую на бугорке, за которым была маленькая ложбинка с кустиками. Примерился, размахнулся — ш-ших! — и топор с шелестом, но не кувыркаясь, пролетел мимо дерева и исчез где-то в гуще кустов.

— А-а-у! — дико взревел кто-то невидимый, и тут же послышался негромкий хлопок: дут! А затем еще один скорее стон, чем крик, но уже другим голосом: