Виталий Зорин - Карантин

Вадим быстро оделся, вылил, как требовала надпись на обратной стороне двери, химочищенную воду из пластиковой бутылки в сток системы регенерации, набрал свежей из душа. И продолжил поиски.

Только в конце коридора, тянувшегося метров семьдесят-восемьдесят, еще одна дверь оказалась открытой. Почему-то в ней свет включился не мгновенно, как в душевой или комнате со странным аппаратом, и Коробов уже подумал, что здесь ему придется шарить в полумраке. Однако секунд через десять светильники все же натужно загудели, замигали и залили комнату мерцающим серым светом. То, что предстало глазам Вадима, произвело на него гнетущее впечатление.

Здесь было нечто вроде небольшого армейского бара, в котором устроили погром. Осколки битой посуды усыпали пол, стойку бара, полки за стойкой. Один из двух легких пластиковых столиков был перевернут, рядом с ним валялось три стула. Второй столик стоял в углу, и на нем даже сохранилась странная сервировка: какие-то полупрозрачные судочки, больше похожие на огромные кюветы, с остатками пищи. Но не это заставило Коробова поежиться. За столом, откинувшись на спинку стула, сидел высохший мумифицированный труп. Еще два таких же трупа лежали на полу возле опрокинутого столика. Рыжие, выцветшие пятна на их полуистлевшей воинской одежде, змеящиеся трещинами дырки в плексигласе музыкального автомата не оставляли сомнений, что здесь произошло. И почему в пистолете мертвеца возле входного люка осталось шесть патронов.

«Да уж, повеселились тут напоследок знатно», – вяло пронеслось в голове. Впрочем, не очень-то зацепили сознание Коробова перипетии в подземном бункере военной базы то ли пяти-, то ли десятилетней давности. Он наконец нашел то, что искал, – столы и стулья. И был этому несказанно рад.

Чтобы не тратить отнюдь не лишнее время попусту, мотаясь туда-сюда от тамбура к бару и перетаскивая на себе столы со стульями. Коробов решил протащить по гладкому полу коридора сразу всю мебель.

Он вынес в коридор стол, перевернул его вверх ножками, установил на него второй, а сверху взгромоздил три стула. Попробовал, как это сооружение скользит по полу, и остался весьма доволен. Однако затем, окинув взглядом мебель, вздохнул и поплелся в комнату за последним, четвертым стулом. Как ни претило прикасаться к стулу с мертвецом, а лучше его взять.

Для пятиметровой пирамиды, которая позволит выбраться в пролом, он обязательно понадобится.

– Ты, мужик, извини, – сказал Вадим, взявшись за спинку стула. – Не хотел тебя тревожить, да никак не получится. А тебе, насколько понимаю, уже все равно.

Переворачивая стул, он постарался как можно мягче сбросить на пол высохший труп, но грохот все равно получился впечатляющий. Что поделаешь: не мягкое тело сползло, а кости посыпались. Останки плоти и истлевшая одежда мгновенно обратились в облачко праха, и на полу очутился голый скелет. И, как Коробов ни отводил от него взгляд, а сознание все равно зафиксировало весьма необычный череп с тяжелой нижней челюстью и громадными плоскими зубами.

При жизни покойничек, надо понимать, красотой не блистал и обладал весьма специфической внешностью. Вряд ли его девушки любили – может, потому и в бункер под землю полез…

Впрочем, Вадиму до прошлого покойника не было Никакого дела. У него – свои дела, и весьма неотложные. Он поднял стул и тут заметил, что рядом со скелетом на полулежит магнитная карточка, которая, по идее, должна открывать все двери. Вероятно, выпала из рассыпавшейся одежды. А вот она непременно пригодится, когда Коробов дня через три-четыре сюда вернется. Наверняка много интересного есть за закрытыми дверями. Может, и консервы найдутся.

Вадим нагнулся, поднял карточку и невольно вдохнул прах покойника. Будто кто молотого перца ему под нос сунул – таким огнем опалило носоглотку и легкие. Он закашлялся так громко и хрипло, что из глаз полились слезы. И не переварись полностью в его желудке просяная каша с мясом суслика, она бы точно сейчас очутилась на полу. Нет, определенно есть что-то хорошее в пустом желудке. Так сказать, здоровое и полезное. Ну, например, для данного случая.

Перхая, икая, кашляя, Вадим, шатаясь, выбрался из комнаты, достал из рюкзака бутылку воды и долго, сплевывая, промывал горло. А когда немного полегчало, он вытер рукавом лицо, схватился за ножку нижнего стола и потащил мебель к выходному люку. Без особых раздумий и не испытывая ни малейшего желания хотя бы просто для проверки карточки открыть какую-нибудь из дверей.

И – напрасно. Потому что, если бы он открыл последнюю торцевую дверь в коридоре и вошел в хранилище, а там распахнул любую из тридцати все еще работающих холодильных камер, достал оттуда одну из заиндевевших кювет, счистил с нее иней и посмотрел сквозь прозрачную крышку, что находится внутри, – он бы так просто из бункера не ушел. Рано или поздно он бы вошел в тридцать седьмую комнату, раскрыл какой-нибудь из лабораторных журналов и почитал.

И вот если бы он и это сделал, тогда бы с базы точно не ушел. Он непременно разыскал бы армейский склад, который находился в комнате девяносто два, вытащил оттуда как минимум три ящика тротила и взорвал бы вход в подземелье так, чтобы сюда никто никогда не смог попасть. И вот только тогда, тщательно проверив, насколько добротно он замуровал себя в подземелье, пустил бы себе пулю в лоб. Шесть патронов в автоматическом пистолете Стечкина еще осталось… Эх, не знал, не догадывался Вадим, в какую историю вляпался…

– И занесла же меня к вам нелегкая, Сан Саныч, – привычно ворча, Никита вошел в бунгало, на ходу сбрасывая с плеч полиэтиленовую накидку. На джунгли сплошной стеной низвергался тропический ливень.

Старый доктор ничего не ответил – возился с пациентом. Маленький тщедушный негр – кожа да кости, да цветастая набедренная повязка – сидел на табурете и стоически переносил операцию без наркоза на своем плече.

Никита бросил взгляд на стол. Там, в лотке, лежали окровавленные корнцанг, скальпель и сплющенная пуля. Сан Саныч как раз заканчивал операцию, зашивая рану обыкновенной суровой ниткой.

– Вот и все, – удовлетворенно сказал он, обильно присыпал шов стрептоцидом, и наклеил сверху суконную нашлепку. Бинтов в единственном на всю Центральную Африку российском отделении Красного Креста отродясь не было. Как и антибиотиков, и антисептиков. Как и всех других лекарств, кроме аспирина, анальгина, стрептоцида и йода. Впрочем, месяц назад не было и этого.

Негр никак не отреагировал. Сидел, безучастно уставившись куда-то в угол, и по его остановившемуся мутному взгляду легко угадывалось, что он вот-вот свалится с табурета на пол. Сан Саныч открыл пузырек с раствором аммиака, поводил им у носа пациента. Негр дернулся, отчаянно замотал головой, замахал здоровой рукой. Попытался вскочить с табурета, но Сан Саныч его удержал.