Андрей Воронин - Голос ангела

В нем сразу почувствовался бывший школьный учитель.

– Извините, – смутился он, взглянув на Холмогорова. – А вы-то, собственно, чем занимаетесь, Андрей Алексеевич? У меня есть такое подозрение, что вас специально из патриархии прислали расследовать это дело. Наверное, и в церкви есть секретная служба типа КГБ?

Вначале лицо Холмогорова было непроницаемо, затем в уголках глаз появились морщинки, и Регина по глазам Андрея поняла, что он смеется, – беззвучно, без издевки, боясь обидеть молодую хозяйку и ее отца.

– Не знаю я о такой службе ровным счетом ничего. А занимаюсь я совершенно другими делами.

– Какими же? – спросил Казимир Петрович.

– Советую городским властям, можно ли в выбранном ими месте возвести храм. Иногда приходится распутывать дела давно минувших дней.

– Так вы архитектор, получается?

– Нет, и даже не строитель.

– А как вы определяете? При помощи каких-то приборов, лозы? – поинтересовалась Регина. – Я когда-то этим увлекалась, даже нашла водяную жилу. Там раньше был источник, а после мелиорации пересох.

– Еще неизвестно, что лучше – мелиорация или затопление, – пробурчал Казимир Петрович.

– Я не пользуюсь никакими приборами, полагаюсь на знания и собственную интуицию.

– Андрей Алексеевич, а вас никогда не подводила интуиция?

– Благодаря Богу пока не подводила.

– Вы, наверное, глубоко верующий человек?

– У веры нет пределов. Либо человек верит, либо нет.

– Неважно, верит человек или нет, – громко заговорил хозяин дома, – главное, жить по Божьим заповедям – справедливо и честно. Вот это и есть вера.

– Не могу с вами согласиться, но и спорить не стану.

– Почему, собственно говоря, – начал заводиться Казимир Петрович, – я люблю поспорить. Вы же согласны, что истина рождается в споре?

– Истина не рождается, – спокойно произнес Холмогоров, – она существует сама по себе, и человек к ней может лишь приблизиться.

– Через веру? – ехидно поинтересовался краевед.

– И через веру тоже. Приблизиться можно, но постичь ее до конца нельзя.

– Вы еще молодой человек, – сказал Казимир Петрович, – конечно, по сравнению со мной.

– Наверное, Регине я кажусь стариком. – – Нет, что вы! – воскликнула дочь краеведа и тут же смутилась. – Я никогда не путала возраст и внешний вид человека. Вас немного старит борода, вернее, даже не старит, а делает недоступным, словно вы пришли из девятнадцатого века.

– Вам по службе положено бороду носить? – спросил краевед.

– Нет, никто мне не запретит ее сбрить, просто все мои предки были священниками, кроме отца, он ученый. Борода – семейная традиция и не более того.

– Традиция – всегда хорошо, – подтвердил краевед.

– Даже в семье палачей?

– Тогда хоть знаешь, во всяком случае, как с людьми разговаривать и чего от них ожидать. Я думаю, смерть отца Михаила связана с мистикой.

– Брось, какая мистика? – замахал руками на дочь отец. – Ты хоть раз в жизни привидение видела или ведьму живую? Чего не видишь, того не существует.

– Андрей Алексеевич, я бы с вами хотела поговорить, но без отца. Он слишком давит своими знаниями, авторитетом, и мы с ним часто дома спорим, иногда до хрипоты.

Казимир Петрович сделал обиженный вид, хотя продолжал улыбаться – глазами. Он гордился своей дочерью: если человек хочет поговорить с глазу на глаз, значит, ему есть что сказать. Да и Холмогоров Казимиру Петровичу понравился с первого взгляда.

– Регина, давайте встретимся завтра, – предложил Андрей.

– Вы так прощаетесь?

– Да. Между прочим, время уже позднее.

– Я вас провожу, – предложила молодая женщина.

– Не возражаю, – согласился Андрей.

– Вас не смущает, что ваш провожатый – женщина?

– Я знаю, как все произойдет: пойдем, разговоримся, вы проводите меня до порога. Еще с полчаса будем болтать стоя на месте, а потом я предложу проводить вас.

Кузьма Пацук сидел на корме лодки. Мотор мерно тарахтел, от носа лодки разбегались две невысокие волны. Туман стоял густой, видно было метров на десять-пятнадцать. Он думал о том, что денег, обещанных Лукиным за оклад, хватило бы на новую машину.

"Лукин звонил, обещал через, пару дней за окладом приехать, еще кое-что обломится. Теперь буду искать один. Если о чем-то знают двое, то знает и свинья”, – подумал Пацук.

На сухом дне лодки лежал завернутый в толстый полиэтилен самодельный Металлоискатель, собственноручно изготовленный Стрельцовым. “Мужик был – золотые руки, – подумал Кузьма, – но голова – с дыркой. Кто знает, на чем у кого крыша отъедет. Нормальный мужик был, а жена заболела – и крыша поехала. Он сам виноват в том, что случилось. Вдвоем нам хорошо было работать. И ухо у него было чуткое”, – и тут Пацук ощутил смертельный холодок, шедший изнутри.

Это ощущение посещало его последнее время довольно часто. Раньше он любил, когда плыл на лодке, опускать руку в воду, прислушиваться к тому, как вода бежит сквозь пальцы, но теперь Пацук избегал даже смотреть на черную лоснящуюся воду. Ему казалось, что в любой момент лоснящаяся поверхность воды может разорваться и из нее, весь в тине и пиявках, покажется убитый им напарник. Стрельцов вопьется в его шею почерневшими ногтями и утащит за собой в воду, на дно, в омут, а лодка, тарахтя мотором, уплывет в туман. И Пацук понял, что ему стало бы легче, найди кто-нибудь труп Стрельцова.

Рука сама собой поползла во внутренний карман плаща, пальцы сжали теплое горлышко бутылки. Кузьма зубами вытащил пластиковую пробку и посмотрел, сколько же осталось водки. “Треть бутылки”.

Он выплюнул пробку прямо в воду, наперед зная, что выпьет все до последней капли, а хмель все равно не возьмет его. Кузьма пил водку жадно, как пьют воду, резко выдохнул и швырнул бутылку через плечо. Деревья тянули к воде извилистые ветви. Спиртное постепенно согревало озябшее тело. Пацук даже ворот расстегнул.

Из тумана показалась нависшая над водой ива.

– Так быстро приплыл, – прошептал Кузьма. – А казалось, еще далеко.

Он резко повернул рукоятку мотора, и лодка, вздрогнув, изменила курс. Ее нос ткнулся в густой тростник, и Кузьма ощутил пьяный запах свежескошенной травы.

– Вкусно пахнет, хоть ты ею закусывай!

Он уже поднял мотор. Лодка по инерции дошла до берега, остановилась, чуть заметно покачиваясь на ею самой же поднятых волнах.

"Тишина, никого”, – прислушался Пацук и, стараясь не шуметь, извлек из лодки лопату с блестящим лезвием и завернутый в полиэтилен металлоискатель.

Лодку он до половины вытащил на берег и, пригнувшись как вор, побрел к видневшемуся в тумане ветвистому дубу. Он не сразу нашел место: попробуй отыщи невысокий колышек, вбитый в землю среди травы.