Андрей Воронин - Груз 200

– Фу, Иван Иванович! – почти хором сказали Аллочка и Глеб.

– Ну вот, – ничуть не смутившись, заявил подполковник, – спелись. Не об этом ли я вам только что говорил? Нет, на выписку, срочно на выписку!

– Ура, – тихо возликовал Глеб.

– Не “ура”, а недельки через полторы-две… Надо еще посмотреть, как ваша нога будет работать. Реабилитация, то да се.., гм, анализы.

– Вивисектор, – мрачно заявил Глеб. – Убийца в белом халате.

– А вот оскорблениями вы ничего не добьетесь. Снимайте гипс, Алла. Да, и не забудьте попозже принести нашему марафонцу костыли.

Генерал-лейтенант Апрелев твердой рукой наполнил из пузатой бутылки маленькую, чуть больше наперстка, стопочку и одним движением опрокинул ее в рот. Этикетка на матовой, “под пыль”, зеленой бутылке утверждала, что внутри находится благороднейший французский “Лагранж”, но это было чистой воды вранье: в полупрозрачной семисотграммовой емкости плескался неразведенный, по особому рецепту настоянный на скорлупе грецких орехов девяностошестипроцентный медицинский спирт, который Апрелев в разговорах с немногими людьми, знавшими его маленький секрет, называл “мой успокоитель”. Это народное средство в малых дозах действовало на него получше любого валиума, помогая отбросить ненужное волнение и сосредоточиться на решении действительно важных задач.

Наедине с собой Александр Владимирович никогда не кривил душой, полагая, что самообман в конечном счете обходится дороже. Если бы кто-то спросил его, какие задачи и проблемы он считает важными, а какие нет, генерал ответил бы, что в его работе второстепенных вопросов не бывает – важна любая мелочь, любой, самый незаметный нюанс. Но перед самим собой ему не нужно было становиться в позу: он-таки делил проблемы на важные и не важные. Все, что касалось его работы в Кремле, необходимо было делать вовремя, на совесть и с присущим только ему блеском, за который его так ценило руководство.

Но существовал и иной круг вопросов, решению которых генерал-лейтенант Апрелев уделял особое внимание. Именно в те нечастые моменты, когда великолепно сконструированная и отлаженная машина его личного обогащения начинала сбоить и запинаться, генерал прибегал к помощи пузатой бутылки, давно ставшей чем-то вроде талисмана, и выпивал коньячную стопочку “успокоителя”.

Спирт неторопливо потек по пищеводу волной обжигающего огня, от которого горло сразу потеряло чувствительность, превратившись в некое подобие вживленного в плоть резинового патрубка, и зажег в желудке маленькое солнце. Взрывная волна от этой вспышки через несколько секунд достигла мозга, привычно разомкнув все второстепенные цепи, вырубив вспомогательные реле и превратив разум генерала в мощный узконаправленный прожектор. Закрыв глаза, Апрелев словно наяву увидел на бархатном фоне абсолютной черноты круг ослепительно белого света и стоявшего в центре этого круга ничтожного человечка с внешностью переехавшего в столицу тракториста-комбайнера широкого профиля – низкорослого, лысоватого, в старомодном темном костюмчике и с галстуком, все время норовящем съехать под левое ухо. В беспощадном свете встроенного в мозг генерала сверхмощного прожектора этот человек был похож на потасканного конферансье, который только что отмочил дежурную шутку, которая вот уже лет двадцать как перестала казаться смешной всем, кроме него самого, – отмочил и замер в ожидании хохота и аплодисментов. А их не будет. Не будет, и все тут! Момент упущен, зрители давно разошлись, разочарованно хлопая откидными сиденьями, и даже припрятанный в украденной у фокусника шляпе белый кролик уже не спасет положения…

«Вот так, – подумал генерал. – Вот так, и никак иначе. Этот стервец, надо отдать ему должное, хитер, и дело свое он с грехом пополам провернул. Провернул, надо сказать, не до конца, но сбрасывать его со счетов пока рановато. Так никто же и не сбрасывает, – возразил самому себе генерал. – Просто не надо его бояться. Все свои козыри он уже выкинул, и теперь ему остается только держать хорошую мину при плохой игре. И ведь чего он только не делал, пытаясь доказать свои бредни, с какой только стороны не заходил!»

Апрелев с сомнением покрутил в пальцах сигарету и отложил ее в сторону. Совместно с “успокоителем” никотин оказывал на него отупляющее воздействие: после первой же затяжки на голову словно обрушивался удар туго набитой подушки весом тонны в полторы, вызывая что-то вроде кратковременного, но весьма неприятного сотрясения мозга. У каждой медали две стороны, подумал генерал, рассеянно играя зажигалкой. Острый язычок оранжевого пламени со щелчком выскакивал из никелированного корпуса. Еще один щелчок – и он исчезал под захлопнувшейся крышкой. У медали две стороны, и у каждой монеты, кроме аверса, существует реверс. Оборотная сторона всегда разительно отличается от лицевой, даже у купюры и даже в том случае, если эта купюра фальшивая.

Да, убытки налицо, причем убытки довольно крупные. Три банка вынуждены были объявить о своем банкротстве, и еще двум с огромным трудом удалось удержаться на ногах. Но кто догадался связать эти печальные события с именем генерал-лейтенанта Апрелева? Да никто! А кто догадался, в жизни ничего не докажет. Кроме того, вся эта бодяга с поддельными бумажками давно уже изжила себя, и продолжалась она скорее по инерции, чем в силу необходимости. Не стоило нарушать древний незыблемый принцип: не повторяться и никогда не брать больше, чем можешь унести. Все может быть хорошо и даже распрекрасно, но теория вероятностей всегда работает против того, кто слишком долго испытывает свою удачу. Хорошо, что все закончилось тая, а не как-нибудь похлеще.

«Да ладно, – подумал генерал, снисходительно улыбнувшись. – У нас ведь есть еще один старый принцип: никогда не врать самому себе. Всегда и во всем виновата жадность – та самая, которая, по слухам, сгубила какого-то фраера. Начала с фраера, а потом добралась и до генерала.;. Так что Малахову, этому сморчку с лоснящимися на заднице штанами, нужно сказать спасибо и забыть обо всем этом дерьме, тем более что Роман напоследок сделал своему шефу подарок, дав себя замочить какой-то бабе.»

Апрелев покачал головой: мельчает народ! Ведь, казалось бы, профессионал, а погиб, как водопроводчик в пьяной драке, – проломили череп, и вся недолга…

О подробностях гибели своего эмиссара Апрелев узнал от самого Малахова – тот выложил ему эти подробности вместе со служебным удостоверением Романа, даже не очень скрывая при этом, что внимательнейшим образом наблюдает за реакцией собеседника. Он даже попытался приплести к делу взорвавшийся где-то под Воронежем самолет, но Александр Владимирович был не из тех, кого можно взять на пушку. Человек, погубивший Судью и уничтоживший станок вместе с уже готовым к отправке грузом, как в воду канул, и Апрелев не сомневался, что он погиб во время той пресловутой бомбардировки. Если бы это было не так, то Малахов наверняка давно попытался бы пугать его этим свидетелем. Но Малахов в последнее время притих, оставив свои попытки вывести генерал-лейтенанта на чистую воду.