Андрей Воронин - Панкрат

Окорок, к его чести, отреагировал мгновенно, умело погасив нешуточную инерцию движения и откачнувшись назад. Но Панкрат, не возвращая ногу, ударил во второй раз, практически без паузы, которую тот мог бы использовать для постановки блока. Удар подъемом стопы пришелся Окороку в грудь, прямо в могучие плиты мышц торса. Это было все равно, что ударить в туго набитый матрац. Здоровяк только усмехнулся и мотнул головой, словно молодой бычок. Суворин тут же ушел на безопасную дистанцию, выйдя из зоны ответного удара, сделав низкое, через руки, сальто назад. Но едва он успел приземлиться на ноги, как Окорок оказался рядом и обрушил на него град ударов.

Вернее, хотел обрушить.

Все его выпады завязли в глухой защите Панкрата, сплетенной ловкими и гибкими движениями предплечий. В одно мгновение руки здоровяка оказались зажатыми под мышками Суворина, а потом он, присев, бросил противника через себя, успев напоследок поддать ему ногой.

Окорок упал с невероятным грохотом — так, пожалуй, мог бы рухнуть разве что бюст Ленина. Охнув, он попытался было подняться, но было поздно. Его шея уже очутилась в удушающем захвате Панкрата.

По прошествии нескольких очень долгих секунд Окорок захлопал по полу ладонью. Суворин тут же отпустил захват и отошел в сторону. Не спеша надел куртку, игнорируя косой взгляд поднявшегося здоровяка, сверкнувший затаенной злобой.

— Ну что, Окорок, поверил? — раздался ехидный голос.

Это спросил у своего помятого товарища тот “охотник”, что аплодировал Панкрату.

— Убедил тебя парень, а?

Здоровяк промолчал, отряхивая со своей майки кусочки отшелушившейся половой краски.

Так состоялось принятие Панкрата в отряд “охотников за головами”.

Выражение “детали предстоящей операции” оказалось слишком громким и явно не соответствовало тому объему информации, который Суворин получил от командира отряда. Собственно, и операцией это назвать было нельзя. В обычном, тактико-стратегическом смысле этого слова.

Специфика деятельности “охотников” по своей сути не терпела какого бы то ни было предварительного планирования. Все ограничивалось постановкой задачи — в данном конкретном случае она заключалась в похищении полевого командира Исхаламова, бывшего соратника теперешнего лидера “освободителей” Рашида. С этой целью группу выбрасывали в районе предполагаемой, по данным разведки, дислокации отряда Исхаламова.

Вот и все, что было известно наверняка.

Все тактические задачи, которые могли возникнуть — и обязательно возникнут — у группы после десантирования в указанном районе, “охотникам” предстояло решать самостоятельно, по мере надобности запрашивая руководство через портативную станцию спутниковой связи.

Панкрата беспокоил только один вопрос. Не имевший, впрочем, никакого отношения к предстоящей операции. Этот вопрос относился к тому периоду его прошлого, о котором сам Суворин предпочел бы забыть навсегда, если бы это было возможно. А именно — к тому периоду времени, когда он входил в состав одного из таких подразделений. Ему очень хотелось знать, пронюхали ли об этом эпизоде его прошлого сотрудники Службы. После гибели отряда, подстроенной его же руководством по мотивам, до сих пор остававшимся для Панкрата загадкой, вся информация о нем и его деятельности должна была быть либо уничтожена, либо запрятана в сверхсекретные базы данных.

Имел ли Алексеев ту степень допуска, которая позволяла бы ему работать с такой информацией? Если да, то о внезапном возвращении из небытия Панкрата Суворина вскоре узнают те, для кого он — не более чем нежелательный свидетель их темных делишек. Тогда приказ о ликвидации не заставит себя долго ждать, и к этому следовало быть готовым.

Не самое приятное занятие — постоянно ждать удара в спину.

Если же у Алексеева нет доступа к такой информации, Панкрат мог дышать относительно спокойно и опасаться только того врага, который был ему хорошо знаком — чеченских “борцов за независимость”. К этому он привык.

Панкрат не сомневался, что Алексеев знает о нем все, что касается участия его в первой чеченской кампании. Исходя при этом из того, что информация о его работе на Службу все-таки не известна капитану, Суворин объяснил ему, что его признали погибшим, когда на самом деле он находился в чеченском плену. Потом бежал, своим ходом добрался до России, а дальше-Дальше Алексеев уже сам мог пересказать Панкрату всю летопись его жизни на гражданке.

Оставалось только надеяться, что его “деза” прошла.

Последняя неделя была насыщена разнообразными тренировками.

Рукопашный бой, стрельба из всех мыслимых видов оружия, преодоление препятствий, метание холодного оружия. К этим занятиям добавилась еще и тактическая подготовка, которой руководил сам Алексеев. Под его началом “охотники” сначала отрабатывали, а затем и разрабатывали самостоятельно всевозможные варианты решения гипотетических боевых ситуаций, выдуманных аналитиками Службы.

Приоритетной задачей все-таки являлся захват Исхаламова живым; если же такой возможности не представится, его полагалось уничтожить. “Охотники” неоднократно анализировали ставшую легендарной операцию превентивного отряда “Буран”, результатом которой стало похищение известного полевого командира Радуева; в принципе, схема этой операции была базой для разработки их собственных вариантов.

Постепенно Панкрат познакомился со всеми бойцами группы, а с некоторыми даже наладил приятельские отношения.

Командовал “охотниками” ветеран первой чеченской кампании, Альберт Николаев по прозвищу Дед. Он был самым старшим среди членов группы и пользовался непререкаемым авторитетом. Присутствуй он тогда, когда Алексеев представил Суворина “охотникам”, здоровяк Окорок вряд ли повел бы себя таким хамским образом. Слово Деда было законом.

Николаев был невысокого роста, приземистый и кряжистый, словно дуб. Как и у Панкрата, у него были абсолютно седые волосы, стриженые коротким ежиком. Черты лица можно было бы назвать красивыми, если бы не переломанный в нескольких местах нос. У Деда не было мочки левого уха. Оторвало пулей чеченского снайпера. Еще у него не хватало безымянного пальца на левой руке. Этот палец он потерял в плену у боевиков — его обрезали, чтобы послать его родным.

С Дедом у Панкрата сразу же установились нормальные товарищеские отношения. У них было много общего: оба воевали в Чечне с самого начала первой кампании, оба служили в спецвойсках (Суворин, однако, не стал распространяться о своей службе в отряде “охотников”), и оба, как оказалось, потеряли в Чечне самых близких людей.