Андрей Воронин - Панкрат

Шумилов взял трость, оперся на нее, сделал несколько шагов к выходу и остановился рядом с лейтенантом и “охотником”, которые от нечего делать перебирали, чистили и снаряжали имевшееся в этой пещере оружие.

— Спасибо, — произнес он.

И получил в ответ широкую улыбку Суворина. Криво усмехнулся в ответ. Поморщился от боли — видно, неловко шевельнул ногой.

— Только мне трость еще рано, — словно извиняясь, проговорил спецназовец. — Мне бы пока костыли не помешали…

Суворин кивнул.

— Будут тебе костыли, — проговорил он, словно гвоздь вбил. — Завтра сделаю.

Шумилов, прищурившись, глянул на светлое пятно выхода, до которого было еще метров тридцать по чуть загибавшемуся вправо коридору, соразмерил расстояние со своими силами и, сказав: “Пойду, никотином подышу на свежем воздухе”, — двинулся дальше.

Суворин и лейтенант проводили его внимательными взглядами — сержант шел, одной рукой опираясь на трость, а другой держась за стену.

— Еще ему недели три. Как минимум, — задумчиво произнес Чепрагин. — И то еще бабушка надвое сказала — может ведь и срастись не правильно.

Седой дернул щекой. Поднял руку, машинально потер подбородок, потом пошарил по карманам в поисках папирос.

— Черт, закончились, что ли…

— У меня есть, — с готовностью отозвался Чепрагин. Панкрат вспомнил Чудика, у которого всегда водились сигареты, и закусил губу — до боли, до крови закусил. Железистый привкус во рту остудил голову. Он взял из протянутой Чепрагиным пачки сигарету, чиркнул спичкой и раскурил сначала ему, потом себе. Затянулся. Выдохнул горький дым, из бесформенного облака превратившийся в тоненькую струйку, которая поднялась к потолку пещеры, терявшемуся во тьме, и там обратилась в ничто.

— У нас нет такого времени, — произнес, наконец, Седой, нарушив молчание. — У нас нет времени вообще.

Лейтенанту не надо было объяснять — он прекрасно понимал, о чем идет речь. Об этом они говорили уже не однажды.

— А откуда у меня оружие… — Панкрат снова затянулся, и невольная пауза прозвучала так, будто он сам позабыл и теперь пытается вспомнить, откуда же взялись все эти смертоносные игрушки в его убежище. — Склады вахов грабить вряд ли возможно, скажу я тебе. Охрана там солидная, на базе у них. Я видел — впечатляет. Нет, склады я не трогаю, — снова затяжка и дымный выдох. — Однажды удачно нарвался на машину с боеприпасами, ехавшую без конвоя… Убрал охрану, заглянул в кузов, а там…

И он сделал широкий жест рукой, обведя стоявшие в “кострах” автоматы различных модификаций — от “Калашниковых” до пресловутых “узи”, так любимых террористами во всем мире; винтовки, среди которых были и наши “винторезы”, и американские “М-16”, которые Панкрат считал единственно удачным оружием из всего, произведенного “оплотом мировой демократии”; ящики, в которых лежали запаянные наглухо жестяные коробки с российскими и натовскими патронами, гранаты разных типов и одноразовые гранатометы.

— Все в одиночку перетаскали? — удивленно изогнув бровь, не удержался от вопроса лейтенант. Панкрат хмыкнул.

— Обижаешь, — в этот раз он выдохнул дым через нос и сделался похожим на огнедышащего демона. — Зачем в одиночку? Один из сопровождавших жив остался, в штаны только наложил. Так я его и приспособил в качестве носильщика, себе в помощь… Он, кстати, не чеченом оказался, — Суворин усмехнулся. — И даже не арабом.

Он замолчал, степенно соблюдая загадочную паузу, как и положено профессиональному рассказчику.

— И кем же? — не выдержав, поинтересовался Чепрагин, подыгрывая ему.

— Ты не поверишь… Этот сукин сын оказался американцем.

Глянув на расширившиеся от удивления глаза лейтенанта, Суворин рассмеялся.

— Думаешь, вру? — внезапно он стал совершенно серьезным. — Американец, сука, был — самый настоящий. Инструктор, понимаешь ли, по всяким там террористическим делам…

Он зажмурился — дым попал в глаза, и навернулись слезы.

— Хреново, — пробормотал он, яростно протирая глаза кулаком. — Вентиляции в этой пещере нет ни черта.

— Так, может, выйдем наружу? — предложил Чепрагин, откладывая очередной магазин к стопке уже снаряженных. — Мирон вышел вот и правильно сделал.

Панкрат поднялся.

— Верно, надо выйти.

Он подобрал с пола кусок жести и накрыл им костер, бросавший вокруг багровые отсветы и вместе со светом, проникавшим снаружи через отверстие входа, боровшийся против тьмы, сгустившейся по углам пещеры. Сделав это, Панкрат шагнул в направлении выхода.

Лейтенант последовал за ним.

— А что с американцем-то? — задал он вопрос в маячившую перед ним спину.

Панкрат ответил не сразу. Чепрагин не видел его лица, но почему-то ему казалось, что сейчас на нем отражается какое-то не самое лучшее чувство. Только когда они вышли наружу, он наконец произнес:

— Поговорили мы с ним. Хорошо поговорили, обстоятельно. Он, скотина, решил, видно, что я, если сразу его не шлепнул, жизнь ему сохранить собираюсь. Ошибался, сучара.

— Да ладно вам о ерунде всякой базарить-то, — непочтительно вторгся в их разговор сержант, сидевший на большом валуне рядом со входом — небольшим отверстием высотой едва ли в человеческий рост. — Гляньте лучше, день какой светлый.

Суворин легонько толкнул Шумилова в плечо.

— Ну, боец, раз уже ты о погоде разговор заводишь, значит, на поправку идешь…

Тот поморщился, скептически фыркнул:

— Какая там поправка… Лучше сигаретой угостите, а то мои все вышли уже.

— Мои тоже, — с сожалением признался Суворин. — Только у Николая остались.

Чепрагин не заставил себя долго ждать — тут же протянул открытую пачку.

Шумилов вытащил сигарету, закурил. Некоторое время они молчали.

— Точно ты, Мирон, сказал — светлый сегодня день, — проговорил Чепрагин, щурясь от яркого солнца. — Особенный какой-то. И не скажешь, что осень. Воздух, ты глянь, — прозрачный, как стекло.

— В горах всегда так, — заметил Седой. — Я же говорил тебе, здесь красивые места.

Воздух, пронизанный солнечными лучами, искрился и словно трепетал. Легкие порывы ветра, обычно сердитого и резкого, сегодня только ласково касались их лиц. Было тепло, но не жарко — та самая температура, которой почти не чувствуешь.

Очередное убежище Панкрата, куда он привел спецназовцев после памятной бойни в котловине, находилось на уступе отвесной скалы, и подняться сюда можно было по едва заметной стороннему наблюдателю тропке — достаточно широкой, впрочем, чтобы не испытывать тех неудобств, которыми обычно сопровождается лазанье по такого рода местам.

Пещера, где они схоронились, была небольшой — шагов пятнадцать в ширину и двадцать в длину. Почти все пространство, к тому же, было занято оружием. К ней вел узкий ход-коридор, и при желании один обороняющийся, засев в пещере, мог сдерживать сотню нападающих, просто-напросто завалив проход телами убитых.